Такое искусство, скорее всего, вызовет у большинства пенсионеров глубокое негодование и рассуждения на тему «куда все это катится». И вряд ли им можно будет доказать, что именно в их молодость, а то и в молодость их бабушек процветало «неофициальное искусство» и создавались шедевры нынешних классиков. Что касается молодежи, то многим выставка, вероятно, понравится. Хотя бы потому, что, глядя на эти картины, сразу становится ясно: иметь что-нибудь подобное у себя дома – очень круто, модно и так далее.


Наличие произведения «современного» искусства в квартире может говорить о богатом духовном мире хозяина, о том, что купивший картину за очень большие деньги понимает, что хотел сказать автор.


А на самом деле чисто технически многие работы очень просты в исполнении. Лично я мог бы поставить на поток при наличии спроса производство квадратов Малевича. Правда, квадратов Малевича в ВЦ «Галерея» нет – там выставлены работы художников творческого объединения «17 апреля», которые являются учениками Владимира Стерлигова, который, в свою очередь, был уже поздним учеником Малевича. Но сути дела это не меняет, потому что среди прочих картин встречаются, например, «шедевры», представляющие собой несколько кусков изорванного картона, наклеенных друг на друга. Наверное, многие думают, что автор не вкладывал никакого смысла, наклеивая на полотно эти куски рваного картона, а высокая стоимость такой работы – это дань моде: переплата идет за лейбл «современное искусство». Однако ходят слухи, что это не так. Какое же это современное искусство, если изобрели его сто лет назад?


Мода на сто лет


Когда я пытался как-то подготовиться к выставке, распространенные характеристики творчества Стерлигова типа «его живопись и графика сочетают элементы абстракции с мистико-метафизической созерцательностью настроения» только убеждали меня в том, что мало кто понимает, о чем художник писал свои картины. Наиболее доступным для понимания мне показалось одно из определений абстракционизма: «одна из его задач – создание определённых цветовых сочетаний и геометрических форм с целью вызвать у созерцателя разнообразные ассоциации». У меня действительно возникали разнообразные ассоциации. Побывав на выставке, к этому определению могу добавить, что авторы работ при создании образов нисколько не пытались добиться фотографического сходства с изображаемыми объектами. У людей были странные носы, руки, ноги, волосы всех цветов радуги. В большинстве случаев догадаться о том, что перед вами, например, натюрморт, можно было только по подписи под картиной.


Но, видимо, в этом есть свой смысл, ведь действительно, чем более конкретно и детально изображен объект, тем меньше ассоциаций он вызывает. Какие, к примеру, ассоциации может вызвать фотография холодильника? Еда, снег, холод… И, по сути, это уже не ассоциации с изображением холодильника, а ассоциации с холодильником как с предметом. Ведь сам холодильник не похож на еду, на снег. И на вопрос, что изображено на снимке, все ответят - холодильник. А глядя на картины питерских авангардистов, на тот же вопрос можно отвечать совершенно по-разному. Это чем-то похоже на разглядывание облаков. Отличие только в том, что облака чаще похожи на какие-то предметы, а картины нередко вызывают ассоциации с состояниями, настроениями, ощущениями.


Искусство без искусства


При этом чем неопределеннее были изображения, тем свободнее можно было себя чувствовать в установлении ассоциаций. Там были, например, такие картины: разложенные на полотне шнурки, залитые белой краской. Называлось это типа «Апрель. Утро». Прямо напротив серии этих белых полотен были вывешены в рамках несколько «композиций» из довольно беспорядочно сколоченных друг с другом брусков. По форме они, может, немного напоминали фрагмент старой деревянной рамы. Если бы что-то подобное встретилось мне на территории стройки или на свалке, я точно бы не обратил на этот предмет никакого внимания. Могу даже с уверенностью сказать, что любая городская свалка может стать неиссякаемым источником подобных произведений искусства. Однако тут они висели в рамках, у них были названия, авторы и, наверное, даже цена. Единственное, что роднило эти композиции с остальными картинами, – то, что при желании, рассматривая эти бесформенные бруски, можно было тоже придумать, увидеть в них сотни предметов, состояний, явлений.


Впрочем, это не так важно. Самое главное - глядя на эти предметы, выставленные рядом с тем, что мы действительно привыкли считать «произведениями», можно было понять, что между картиной и «не картиной», между искусством и «не искусством» нет абсолютно никакой разницы. Кто сказал, что этот брусок не был принесен с помойки? Или что эти рваные куски картона художники назвали картиной только в шутку, чтобы посмеяться над безвкусицей зрителей? А вы тем временем поглядели на такую картину, стали искать какие-то ассоциации и вдруг вспомнили что-то важное, дорогое или вдруг до чего-то додумались, что-то невероятное поняли. И какая тогда разница, с какой свалки принесли эту картину?


Становится совершенно ясно, что важна вовсе не картина, а зритель, который может зайти на выставку и не понять, что это выставка, а выйдя, не заметить, что вокруг уже не картины, а самые обычные вещи.

История создания Художественного объединения «17 апреля»


Началось всё в 1920-е годы, когда Владимир Стерлигов, поступив в Ленинградский государственный институт художественной культуры, которым тогда руководил Казимир Малевич, начал изучать историю новейшего искусства. Потом репрессии, война и эвакуация в Алма-Ату, где он встречается с ученицей П. Филонова художницей Татьяной Глебовой, ставшей его женой. После войны Стерлигов вернулся в Ленинград. В 1960-е годы в творчестве мастера произошел резкий перелом.


Известно, что 17 апреля 1960 года художник отправился рисовать на Крестовский остров, где на него снизошло озарение - он увидел чаши неба и земли, моментально их зарисовал, назвал свой рисунок «Первая бабочка» и понял, что открыл новый художественный мир.