Вход в Русский драматический театр г. Ижевска (ныне дворец культуры «Ижмаш») с афишами спектаклей по произведениям Пушкина во время празднования 100-летия со дня смерти поэта. 1937 год.У Пушкина был близкий друг – Павел Воинович Нащокин. Он жил праздной жизнью, не добился успехов на каком-либо поприще, но его знали все, кто имел тогда хоть какое-то отношение к русской культуре. С Нащокиным дружили Гоголь, поэт Вяземский, художники и гусары, он нравился актрисам.
Однажды Нащокин влюбился в знаменитую петербургскую актрису Аксенову. Нарядившись в женское платье, Нащокин тайно поступил к актрисе горничной и прожил у красавицы больше месяца. Забавный случай пересказывали по всему Петербургу. Пушкин написал об этом знаменитую поэму «Домик в Коломне»: «Перед зеркальцем Параши, чинно сидя, / Кухарка брилась. Что с моей вдовой? / «Ах, ах!» и шлепнулась. Ее увидя, / Та, второпях, с намыленной щекой / Прыгнула в сени, прямо на крыльцо, / Да ну бежать, закрыв себе лицо». Парашину кухарку звали «по-африкански» – Маврой. Смуглая кухарка наводит на ассоциации с «африканцем» Пушкиным. Он рисовал себя в виде негра и женщины, а до женитьбы долго жил в петербургской Коломне, в которой, наверное, не раз видел одинокую актрису ижевского театра. Пушкин и Дурова поселились в Коломне в 1817-м. Пушкин жил в Коломне в 1817–1820, а Дурова - в 1817-1821 годах. О Дуровой Пушкину рассказывал ее брат – сарапульский городничий В. А. Дуров. «Вы только представьте себе, – говорил он, – что я, по какому-нибудь случаю, надел в юности женское платье и оставался в нем несколько лет, живя в кругу дам и считаясь всеми за даму, неправда ли, что описание такого необыкновенного случая заинтересовало бы всех, и всякий очень охотно прочел бы его. Всякому любопытно было бы знать, как я жил, что случалось со мною в этом чуждом для меня мире, как умел так подделаться к полу, которого роль взял на себя?.. Одним словом, описание этой шалости, или вынужденного преобразования, разобрали б в один месяц, сколько б я ни печатал их...» Уланский ротмистр Дуров, споривший с Пушкиным по любому поводу, вплоть до дуэли, имел ноздревский характер бабника и пройдохи. Появление этого циника и драчуна в дамском наряде и с побитой рожей пьяницы вызвало бы хохот или ужас. Сарапульский приятель Пушкина не смог бы прожить «несколько лет... в кругу дам и считаясь всеми за даму», его разоблачили бы сразу. Так же комично выглядит и «африканская» кухарка Мавра с намыленной пушкинской щекой. Переодевание мужчины в женскую одежду, по Ю. М. Лотману («Культура и взрыв»), неизменно понижало его в ранге, превращая в комического героя. Переодевание женщин в мужскую одежду было, напротив, серьезным знаком, знаком обретения свободы. Таково переодевание русских императриц в гвардейскую форму. Таково избрание мужской судьбы Надеждой Дуровой: «Итак, я на воле! свободна! я взяла мне принадлежащее, мою свободу... отныне до могилы она будет и уделом моим и наградою!» Такой – свободной и независимой, но одинокой и несчастной – странную даму в мужском сюртуке и с Георгием в петлице мог видеть в маленькой Коломне любопытный и наблюдательный ее житель – 18-летний Пушкин. Позже, из «Записок» Дуровой в разделе «Поездка на Ижевский оружейный завод» Пушкин узнал о том, что она, подобно петербургской актрисе Аксеновой, приняла участие в одном спектакле. Причем сыграла там, как и в жизни, мужскую роль. А случилось это в Ижевске в год поселения Дуровой и Пушкина в тихой и «провинциальной» петербургской Коломне. Выйдя в отставку и возвратившись из армии в Сарапул, Дурова, носившая мужскую фамилию Александров и привыкшая, чтобы к ней обращались, как к мужчине, не находила здесь себе места. «С месяц я прожила, однако ж, не скучая, – пишет Дурова, – пока было что говорить с отцом, братом, сестрам... я решилась спросить батюшку, не позволит ли он мне поехать куда-нибудь недели на две. С первых слов снисходительный отец мой согласился: «Ты хорошо вздумал, друг мой, – сказал батюшка, – в соседстве у нас Оружейный завод, поезжай туда. Начальник его генерал Грен, мне хороший приятель; там прекрасное общество, составленное из людей хорошо образованных, хорошо воспитанных; у них свой театр, музыка; у многих отборная библиотека; поезжай с Богом, я позволяю тебе пробыть там праздник Рождества и Новый год. Когда ты хочешь ехать?» – «Завтра, если позволите»... На другой день после завтрака я... бросилась в повозку. Вся тройка, давно уже дрожавшая и от холоду, и от нетерпения, взвилась на дыбы, рванула с места разом, полозья завизжали, и повозка понеслась вихрем по дороге, углаженной и скованной морозом в тридцать градусов». Ижевск в начале XIX века переживал ожидание своего грядущего “золотого века», хотя и не являлся городом. «Город Ижа» имел статус всего лишь села, но в действительности был негласной культурной столицей обширного края. В Ижевске Дурова поселилась у обрусевшего немца Цеддельмана. Он был, по-видимому, первым ижевским библиотекарем. Во всяком случае, в 1816 году он заведовал единственной тогда библиотекой нового оружейного завода. Однако вернемся к повествованию Дуровой. «Прошло четверть часа прежде, нежели Цеддельман мог обнять меня, спросить о здоровье отца и предложить свое радушное гостеприимств(…) рассказали мне по порядку весь быт разных увеселений на заводе; главное был театр. «Кто же у вас актеры?» – спросила я. – «Сын генерала и много других чиновников». – «А дамы играют?» – «Ни одна». – «Кто же играет женские роли?» – «Иногда практиканты, иногда берут кого-нибудь из генеральской канцелярии». – «И хорошо играют?» – «Ну, как удастся; у нас отлично играются мужские роли, потому что молодой Грен, Смирнов и Давыдов – такие актеры, каких редко можно видеть на сцене, даже и в столице». – «Какого рода пиесы предпочтительно играются?» – «Комедии и оперы». – «Оперы?» – «Да! и какие оперы! какие голоса! какая музыка!» – «Вот, право, это любопытно видеть; я в восхищении, что вздумал сюда приехать. Часто у вас даются представления?» – «Два раза в неделю». Укрывшись шкурой убитого, вероятно, в ижевских лесах медведя, Дурова решила завтра же утром посетить генерала Грена. Основатель первого ижевского театра Е. Е. Грен (1770–1820) был выходцем из шотландцев и приехал в Ижевск в 1810 году из Петербурга. Петербургские Грены знали Пушкина. Из рода петербургских Гренов известен А. Е. Грен (около 1807 – не ранее 1880) – поэт, автор воспоминаний о Пушкине, автор сборников «Стихотворения» (СПб., 1832), «Моей малютке» (СПб., 1835). В библиотеке Пушкина сохранились «Стихотворения Александра Грена». Генерал Е. Е. Грен, как управляющий Ижевским оружейным заводом, жил, по-видимому, в бывшем барском доме Дерябина. Этот особняк, настоящий дворец, возвышался на вершине горы в окружении густого хвойного бора за пределами старого Ижевска, а ныне это его центр. По лесной Куренной дороге Дурова с Цеддельманом, скорее всего, и отправились в «дворянское гнездо» ижевского шотландца. «Старый Грен принял меня очень ласково… Петя! Петя, – кричал он сыну, – что у нас завтра на театре?» – «Опера», – отвечал молодой Грен. «Какая?» – «Мельник». – «Роли все разобраны?» – «Все». – «Жаль! а я было хотел, чтоб и ты поступил в нашу труппу», – говорил Грен, обращаясь ко мне с усмешкою. Я отвечала, что охотно возьму какую-нибудь роль в комедии. «Ну, вот и прекрасно! Какая пиеса дается в воскресенье?» Сын его отвечал, что будут играть Недоросля... Молодой Грен очень вежливо предложил мне выбрать себе любую роль: «Я прикажу ее списать для вас, потому что надобно вытвердить к репетиции»... «Ну так я возьму Правдина»». О том, каков же был дебют Дуровой на театральном поприще, она умалчивает. Известно только, что перед самой поездкой в оперно-драматический театр Грена Дурова посетила «Филормоническую залу» в Петербурге, где актерствовала прямо в зрительном зале в своем кавалерийском наряде улана, наводя презрительные взоры на дам: «Я, правда, ничего не смыслю в музыке, но люблю ее более всего». «Зала была наполнена дамами; все они казались мне прекрасными и прекрасно убранными; я всегда любила смотреть на дамские наряды, хотя ни за какие сокровища не надела бы их на себя... мой уланский колет лучше!» А еще раньше Дурова побывала в воспетом Пушкиным в «Евгении Онегине» Большом театре Петербурга, ныне Мариинском театре, где, по ее мнению, давалась «фарса, наполненная нелепостями... Я сказала откровенно, что пиеса показалась мне составленною из нелепостей... Откровенность моя, кажется, не понравилась; мне отвечали сухо, что петербургские актрисы считаются лучшими из всех». Напомним, что в тех же «Записках» Дуровой утверждается обратное: в ижевском театре Грена играют «такие актеры, каких редко можно видеть на сцене, даже и в столице». Так ли это, не беремся судить. Ясно только одно: Дурова играла свою главную – мужскую - роль до конца жизни. И играла блестяще. Недаром эту игру высоко оценил сам Пушкин.