Этой иллюстрацией к роману 'Чапаев и пустота' Виктор Пелевин с полным правом мог бы украсить и свою новую книгу - 'Священную книгу оборотня'. Новый роман Пелевина - "Священная книга оборотня", который сегодня появился на книжных прилавках, означает, к сожалению, стратегическую победу "чапаевцев". Такое ощущение, что на протяжении всего этого романа Пелевин-постмодернист борется с Пелевиным-идеологом, а к ее концу первый одерживает победу над вторым. Но победу, я бы сказал, пиррову. В "Священной книге оборотня" Пелевин-постмодернист задушил в себе пророка и идеолога, как Отелло Дездемону, и за это мавра теперь ждет расплата, которая, вероятнее всего, проявится в неуспехе книги. То есть ее, конечно, будут читать и покупать, но фурора она не произведет. Вот что я имею в виду. Широко распространено мнение, будто Виктор Пелевин - это типичный постмодернистский автор. Действительно, трудно найти в современной русской литературе другого писателя, который бы так настойчиво применял все формальные приемы постмодернизма (тотальное цитирование, обыгрывание имеющихся литературных клише, коллаж и т.д.). Однако сущность постмодернистского искусства составляют, конечно, не эти формальные приемы, а принципиальный отказ от манифестации программы, которая воспринималась бы как собственная позиция автора. Содержание наступившей эпохи постмодерна в том, что все, что можно было сказать нового в искусстве, уже сказано, а все возможные политические лозунги уже выдвинуты когда-то в прошлом. В этой ситуации искренне занять четко определенную эстетическую позицию (отдать предпочтение одному стилю или школе) означает для художника, во-первых, сознательное ограничение себя в творческом методе, во-вторых, чревато пошлостью вторичности. Выход отсюда только один - признать все имеющиеся стили и языки одинаково ценными (или одинаково неценными), а создание нового произведения превратить в игру, в которой талант автора проявляется в виртуозном владении всевозможными художественными техниками и стилями. А чтобы кто-нибудь, не дай Бог, не решил, что автор искренен, все это подкрепляется лошадиной дозой иронии, самоиронии и откровенного стёба. В политической сфере постмодернистское сознание логично приводит к двум возможным установкам. Во-первых, это плюрализм, т.е. признание того, что все политические взгляды имеют одинаковое право на существование и что в политике не может быть одной "правильной" точки зрения. Во-вторых, тотальное отрицание всякой политики как области, в которой в принципе не может быть найдена истина и где любая идеология является лишь средством управления человеком. Нетрудно заметить, что и в первом и во втором случае итогом является политическая пассивность, что собственно мы и наблюдаем сегодня в обществе. Поскольку возврат к "наивному" мышлению уже вряд ли возможен, преодолеть эту ситуацию можно лишь рациональным выбором и моральным усилием отдельного сознательного индивида, что, конечно, доступно немногим, а значит, и неэффективно в смысле общественно-политической борьбы. Возможно, именно этим соображением и руководствовался Пелевин, когда позволил в своем новом романе "Священная книга оборотня" одержать победу "Чапаеву и Пустоте". Напомним, что строительным материалом "Чапаева и Пустоты" является преимущественно не "жизнь", а, условно говоря, "литература" - поэзия Серебряного века и литературные представления о нем, анекдоты о Петьке, Анке и Чапае, фильм "Чапаев", "мыльные оперы" и т.д. Герой, Петр Пустота, рафинированный столичный поэт, оказывается подхвачен вихрем гражданской войны, попадает в Красную Армии, познает любовь с Анной и чуть не гибнет в одном из боев. В конце романа Петр на броневике Чапаева, который оказывается на самом деле не красным командиром, а Гуру, учителем духа, отправляется во Внутреннюю Монголию и познает дзен-буддистскую истину, что весь внешний мир - это иллюзия, а истинной целью человека являются попытки достичь просветления, ощутить Пустоту, шуньяту. фото Здесь не место спорить с теми критиками, которые считают, что в романе Пелевина дзен используется не как литературный прием, а, наоборот, вся книга является скрытой проповедью дзен-буддизма (хотя трудно поверить, что ирония, которой пронизана эта "проповедь", может кого-то сподвигнуть к принятию новой религии), или что пустота буддизма, эта "древняя и сумрачная, самоуглубленная и спокойная восточная пустота" - вовсе не то, что "открытая и свободная, неудовлетворенная и насмешливая пустота постмодернизма" ("пустота" - одна из центральных категорий в философии классика постмодернизма Мишеля Фуко). Достаточно того, что победа Пустоты в романе Пелевина означает отказ от общественного активизма. Иначе дело обстоит с "Generation "П", где на смену дзен-буддизму в качестве философского обрамления романа приходит иудео-христианско-неомарксистская эсхатология со всеми ее Вавилонскими башнями, критикой общества потребления и обещанием неминуемого Конца истории. Установка на "игру на грани стёба" (С. Корнев) сменяется здесь фактически жесткой социальной сатирой - во-первых, на Россию эпохи первоначального накопления капитала, во-вторых, на всю капиталистическую цивилизацию как таковую. Символично, что, когда я искал текст "Generation "П" в Рунете, поисковая система вывела меня на него через ссылку на сайте КПРФ в разделе "Партийная литература". Пелевин, таким образом, становится настоящим русским писателем, пророком и идеологом типа Толстого и Достоевского, целью которых, как известно, была не только и не столько литература как таковая, а изменение, переустройство мира. Правда, тотально отрицая общество потребления, Пелевин не предлагает альтернативы, издеваясь как над "новыми левыми", так и - в уже следующем своем произведении "Диалектика переходного периода" - над современными политическими тенденциями в России (укрепление "вертикали власти" при помощи спецслужб). Тем не менее отрицательная политическая и идеологическая позиция - это тоже позиция и отсутствие позитивной программы могло бы восприниматься лишь как временное молчание, как своего рода "отложенный" ответ. При этом ответ не дзен-буддистский, поскольку однажды избранная пустота не нуждается в повторении - это и пошло и скучно. Однако "Священная книга оборотня" расставляет точки над i в этой борьбе 'пророка' с 'буддистом'. Если в двух словах, то сюжет книги состоит в следующем. Главная героиня - лиса-оборотень, извлеченная Пелевиным из китайской мифологии. Зовут ее А Хули, у нее есть хвост (нечто вроде антенны), наводящий на людей морок. Живет в Москве, зарабатывает проституцией, потому что лисы питаются высвобождаемой сексуальностью клиентов. Уже с первых страниц книги А Хули попадает в цепь ситуаций полукриминального характера, выводящих на нее спецслужбы и, в частности, генерал-лейтенанта ФСБ Александра, который оказывается волком-оборотнем (вервольфом из северной мифологии). У них начинается любовь, но заканчивается все тем, что Александр избирает служение России под флагом то ли программы блока "Родина", то ли путинских инициатив "выстраивания вертикали", в то время как А Хули в духе дзен-буддизма осознает, что весь мир - иллюзия и отправляется в свой вариант Внутренней Монголии. Примерно в середине книги уже понимаешь, куда в конечном счете отправится лиса-оборотень и становится откровенно скучно. Во-первых, потому что это уже было и не модно. Во-вторых, не очень убедительно для нас - тех, кто еще собирается пожить на этом свете. Короче говоря, как написали бы в советские времена, "прогрессивный современный писатель Виктор Пелевин перешел на реакционные, субъективно-идеалистические позиции" (отмечу, что в молодежной субкультуре термин "прогрессивный" - синоним слов "модный", "продвинутый"). При этом в книге есть и то, за что Пелевин всегда ценился - превосходный юмор, а также злая, но очень точная социальная и политическая сатира. Ею, наверное, и стоит завершить этот текст. А то что все о постмодернизме: "- Вы серьезно полагаете, - спрашивал лорд Крикет, - что есть способ общественного устройства лучше, чем либеральная демократия? - Не надо нам этих либералов! Спасибо, десять лет мучились. Сейчас только чуть-чуть дух перевели. Я поняла, что пора вмешаться. - Извините, - сказала я, незаметно для лорда Крикета показывая Александру кулак, - мне кажется, что вы не понимаете друг друга. Речь идет о чисто лингвистическом недоразумении. - Как так? - спросил лорд Крикет. - Есть целый ряд звукосочетаний, которые в разных языках означают совершенно разное. Например, русское слово "Бог" в английском языке становится болотом - "bog" <:> Вот так же со словом "либерал". Это классический кросс-языковой омоним. Скажем, в Америке оно обозначает человека, который выступает за контроль над оружием, за однополые браки, за аборты и больше сочувствует бедным, чем богатым. А у нас: - А у нас, - перебил Александр, - оно означает бессовестного хорька, который надеется, что ему дадут немного денег, если он будет делать круглые глаза и повторять, что двадцать лопающихся от жира паразитов должны и дальше держать всю Россию за яйца из-за того, что в начале так называемой приватизации они торговали цветами в нужном месте!"