По ком кричит Муэдзин

То, о чем так долго предупреждали специалисты, наконец, произошло. Кризис института национального государства, связанный с размывом единого социокультурного ядра западных обществ, запустил механизм социальной энтропии.

Первым звонком был расовый бунт в разрушенном землетрясением Новом Орлеане несколько месяцев назад. Второй - звенит сегодня во Франции, где арабская молодежь из бедных пригородов начала городскую герилью против символов собственности и власти, сжигая автомобили и муниципальные здания.
Все это имеет прямое отношение и к нашей стране, причем гораздо большее, чем многим кажется на первый взгляд. Представляют интерес три основные реакции общественности на «французские» события, которые отныне будут определять модели нашего отношения к новой реальности.

Реакция 1. «Турист-мещанин»

Первая реакция, пожалуй, нашла свое наиболее полное воплощение в телеинтервью с одним из российских туристов, автобус которых был разграблен и сожжен в ходе уличных беспорядков. Мужчина выражал свое искреннее возмущение тем, что отдых его семьи во Франции оказался так беспардонно испорчен. На вопрос журналиста, не собирается ли он подавать в суд на возмещение вреда, турист ответил, что собирается, только пока не знает, кому предъявить иск. Вообще-то, туриста можно понять – в конце концов, он ехал в турпоездку не куда-то в Афганистан, а в «прекрасную Францию», в самое сердце такого цивилизованного и стабильного западного мира - кто ж знал, что здесь случится социальное землетрясение. И как он теперь будет наказывать землетрясение? Однако стихийные бедствия, к коим, по сути, относятся и начавшиеся во Франции бунты, нуждаются, конечно, не в возмущении, а в осмыслении. В первую очередь, для того, чтобы извлечь уроки.

Реакция 2. Либерально-консервативная

Второй тип отношения к происходящему, как раз связанный с попыткой извлечь уроки, представлен, в частности, на сайте информационного агентства GlobalRus.ru. Сергей Шелин, один из авторов, знакомый с жизнью французских пригородов не понаслышке, справедливо отмечает, что арабские иммигрантские общины стали во Франции достаточно многочисленны и организовали привычную для себя жизнь, органически включающую в себя и характерные для стран третьего мира бедность, насилие, бунты и все прочее. Они, как правило, не чувствуют себя французами и связаны лояльностью не с Францией, а со своим религиозным и этническим сообществом. Далее автор рисует достаточно мрачную, но вполне правдоподобную картину уже недалекого будущего.
«…Богатые города и территории начнут отгораживаться от бедных и злых. Преуспевающие анклавы станут обзаводиться линиями укреплений, укроются за кольцом специальной охраны, и только они сохранят облик той уютной Франции, в которой безопасно бывать туристам. Лишь время от времени покой этих сеттльментов будут нарушать террористические рейды, взрывы и захваты заложников. Что же до обездоленных земель, то они станут приложением, с одной стороны, неких «программ развития», нацеленных на стабилизацию их жизни, а еще больше - на стабилизацию психики живущих в осаде богачей, а с другой стороны - мишенью карательных рейдов. Ясное дело, получит развитие и дифференцированный подход к личным правам. Обездоленных будет разрешено (де факто) пытать, а в подозрительных случаях и убивать без суда».
Выход из ситуации Сергей Шелин видит в дальнейшем сворачивании «социального государства» во Франции, отказ от наследия «революционного 68-го года». А именно от того, что: «жизненный уровень должен быстро расти, все блага (от высшего образования до жилья) должны быть общедоступны и доставаться гражданам безо всякого приложения труда». По мысли автора, «чтобы создать этот рай для нетрудящихся, пришлось обложить непомерными налогами всех, кто трудится, держать под госконтролем экономику и плюс к тому - в непомерных количествах ввозить рабочую силу с Юга (поскольку на первые волны иммигрантов-алжирцев и сенегальцев все эти блага не распространялись)». А затем умеренные социалистические политики стали считать французских арабов «неплохим электоральным приобретением и платили им по векселям: держали открытыми каналы для въезда, в том числе и нелегального, подключали иммигрантов, даже и неграждан к системам вспомоществования и к прочим наслаждениям французского общества благоденствия», которое скоро «проело само себя». Ассимиляция мигрантов забуксовала лишь несколько десятков лет назад. Между тем Франция уже лет полтораста - страна массовой иммиграции. Итальянцы, испанцы, восточноевропейцы волна за волной селились здесь и успешно превращались во французов. «Если не станет механизмов материального и морального поощрения паразитизма, - считает автор, - то вновь заработает и система отбора, которая многими десятилетиями естественным порядком фильтровала поток приезжих, закрепляя тех, кто хотел вписаться в новое для себя сообщество, и выталкивая тех, кого это сообщество не устраивало».

Реакция 3. Либерально-социалистическая

Принципиально иного взгляда придерживается французская журналистка и одновременно сотрудник Института социологии РАН Карин Клеман. Социологический портрет бунтующей арабо-французской молодежи с ее точки зрения таков.
«Родители этих молодых людей приехали во Францию, в основном из бывших французских колоний, по призыву правительства в период экономического подъема (50-60-х годов), когда не хватало рабочей силы. Они служили дешевой и послушной рабочей силой, без особенных притязаний, удовлетворявшейся «временным рабочим жильем», наспех построенным рядом с заводами. Они приехали с женами или женились во Франции, родили детей. Но тут начался экономический кризис, и «временное» жилье так и стало «постоянным», заводы стали закрываться, людей увольняли, особенно не беспокоясь об их переустройстве. Семьи, которые это могли себе позволить, уехали тогда из пригородов. Остались в основном те, которым негде больше жить. И начался процесс пролетаризации пригородов – обнищание населения, старение жилищного фонда, закрытие государственных учреждений, ухудшение сферы муниципальных, социальных и коммунальных услуг. Спортзалов нет, спортивные поля – редкость, клубов нет, социальные службы плохо финансируются, школы переполнены, экологическая ситуация ужасна.
Что делать молодежи? Отец сидит без работы или работает от случая к случаю за мизерную зарплату. Они живут вшестером в двухкомнатной квартире. Мать еще хуже отца говорит по-французски. Старшие должны помогать семье. При этом они должны учиться. У многих это плохо получается. Они начинают избегать школы, «тусоваться» с друзьями вместо уроков, пытаются заработать деньги. Пробуют несколько раз устроиться на работу. Их не берут из-за отсутствия образования и чаще всего из-за «цвета кожи». И начинается мелкий нелегальный «бизнес» – воровство, торговля наркотиками и т.д. Когда отец ругается, они отвечают, что «ты-то честно пахал всю жизнь на эту страну и как тебя отблагодарили?».
Таким образом, социальный взрыв пригородов – результат замены социальной политики исключительно репрессивными мерами и ультра-либеральным курсом. Началом решения проблемы Карин Клеман считает отказ от ставки на репрессивную политику, принятие долгосрочных программ по благоустройству пригородов, обеспечение нормального жилья, возможность заработать, нормальное функционирование муниципальных и государственных служб.

Третий путь

Обычно принято считать, что истина лежит «где-то посередине». Однако в данном случае вызывают сомнения оба эти рецепта «спасения Франции». Ни свертывание, ни развитие социальных программ не являются исчерпывающим методом возрождения «плавильного котла» французской нации, отказавшего в последние десятилетия. Поскольку Франция - страна богатая, она все равно останется привлекательной для иммиграции из бедных стран, даже если социальные программы будут свернуты. (Только при этом национальные чувства трудовых иммигрантских резервов будут усиливаться обострением чувства социальной несправедливости). Так же как и развитие социальных программ без одновременного существенного ограничения иммиграции лишь усилит мозаичность французского общества, обрекая его на вспышки социальных и этнорелигиозных конфликтов при каждом новом экономическом кризисе. То же самое касается и остальной Европы и Северной Америки. И поскольку Россия, как обычно, идет несколько в хвосте процессов, характерных для западных стран, следует этим воспользоваться. У нас есть еще шанс сохранить относительно единое в социокультурном отношении и потому политически (а значит, и экономически) более стабильное общество. Только для этого нужна грамотная иммиграционная и образовательная политика. Чего пока, впрочем, не наблюдается.