Петр Козьма: 'Госрасходы' - это отнюдь не однородное понятие

Петр Николаевич, начальник отдела МВФ по России, Белоруссии и Норвегии Дэвид Оуэн считает, что правительству РФ, которое в последние три года существенно ослабило бюджетную политику, надо срочно сокращать госрасходы. Он мотивирует это тем, что если бы в прошлом году цена на нефть составила $20, то российский бюджет был бы сведен не с профицитом, а с дефицитом в 2% ВВП. В российском экспертном сообществе тоже есть экономисты, ратующие за сокращение госрасходов, но по другой причине - по их мнению, это дало бы положительный эффект для развития российской экономики. А с Вашей точки зрения, к каким макроэкономическим последствиям может привести сокращение госрасходов?

Снижение госрасходов хорошо не само по себе, а в связи с тем эффектом, которое оно способно дать. С одной стороны, российский Боливар и без того несет на себе слишком много - сегодня госрасходы составляют около 35-40 % в структуре ВВП. В то же самое время, опыт многих стран (например, послевоенной Японии, Кореи и некоторых других государств Азии) свидетельствует о том, что высокие темпы развития экономики достигались там на фоне довольно низкого уровня госрасходов (а значит - и в том числе благодаря этому низкому уровню госрасходов).
Во-вторых, 'госрасходы' - это отнюдь не однородное понятие. Поэтому сначала следует определить, что и как сокращать. Года три назад Егор Гайдар издевался над тем, что самая 'прорывная' статья в бюджетных расходах на культуру - это не Большой театр, а строительство цирка в Ижевске, при том, что никто ему так и не смог объяснить, почему именно в Ижевске цирк необходим. Если под сокращением предполагается некая оптимизация (которая, видимо, и в самом деле необходима), а не огульное урезание всех программ - тогда вряд ли кто-то будет против.
В-третьих, нужно четко просчитать, какой эффект будет иметь сокращение госрасходов. Формально ответ очевиден - это, прежде всего снижение налогового бремени. Но насколько можно просчитать этот эффект в стране, теневой сектор экономики которой весьма значителен (не буду останавливаться на оценках его масштаба - но даже оптимисты говорят о его громадных масштабах). Эти люди в общей своей массе как не платили налоги - так и не будут платить, независимо от того, останется ставка ЕСН на нынешнем уровне, или сократится, скажем, до 15 %. Так что эффект может вполне вписаться в рамки известной истины о том, что мы хотели как лучше. Ну и, наконец, не следует забывать и о том, что сокращение, ряда целевых программ (прежде всего - социальной направленности) может вызвать шквал негативных эмоций в средствах массовой информации, спровоцированный паразитирующими на них лоббистскими группами, а это до некоторой степени можно рассматривать как пусть незначительную, но все равно угрозу социальной стабильности.
То есть, сокращение госрасходов - вещь, конечно, необходимая для некоторой идеальной модели роста. Очень подробно об этом любит рассуждать Андрей Илларионов. Другое дело, что, во-первых, оно должно быть продуманным, а во-вторых, нужно четко просчитывать, какие при этом планируется решить задачи. Если негативный эффект, скажем, от урезания ряда социальных программ будет куда больше, чем это урезание в итоге повлияет на ускорение темпов роста экономики - сложно сказать, насколько эта овчинка стоит выделки.

А стоит ли нам держаться за профицит бюджета?

Что касается допустимости бюджетного дефицита в России, то тут, на мой взгляд, сошлось несколько факторов. Во-первых, российская экономика зависит от цен на нефть, и в случае их изменения в неблагоприятную для нас сторону все равно нужен некий фонд для того, чтобы нивелировать негативный эффект внутри страны и закрыть заложенные в бюджет обязательства конкретного года, а затем наиболее плавно обеспечить переход к новой реальности. Во-вторых, Россия до сих пор (хотя сейчас ситуация несколько улучшилась) испытывает известные трудности при обслуживании своего огромного долга - а это значит, что новые заимствования (которые покрывали бы дефицит бюджета) ей абсолютно ни к чему. И, в-третьих, сам факт новых заимствований привел бы к тому, что доверие к России, берущей новые кредиты, снизился. По крайней мере, в мире еще не забыли дефолт и отказ России обслуживать свои обязательства в 1998 году.

8 апреля 2004

Козьма Петр Николаевич