В последнее время появилось ещё одно ключевое слово – «рейтинг». Недавно от знакомого услышала такую фразу: «Социологи – это те, кто рейтинг Путину рисуют». Немного обидно за любимую науку. Получается, что общество (в его подавляющем большинстве) социологам отводит роль неких «ног», которые существуют только для того, чтобы «сходить к населению» по указке власти и принести желаемый «рейтинг».

Роль незавидная. Как-то упускается из виду, что наука – это всё же не про «ноги», а про «голову». Что наука должна объяснять мир, прогнозировать развитие каких-то процессов, помогать реализовывать оптимальные сценарии и т. д.

Небольшой экскурс в личное социологическое прошлое. Впервые я соприкоснулась с социологией ещё во времена СССР, будучи студенткой философского факультета УрГУ (в Екатеринбурге, тогда ещё - Свердловске). В рамках социологической практики нас привлекли в качестве интервьюеров к опросу жителей большого микрорайона на тему их, жителей,  отношения к строительству кинотеатра, дворца культуры и других объектов культуры на территории бурно растущего нового района.

Удивительно, но на тот момент тема мне казалась глупейшей («ведь очевидно же, что люди всё это хотят»). И тогда, со всем своим детским максимализмом я решила, что социология – вообще никчемное занятие. Если бы мне кто-то сказал, что через 15 лет в Ижевске я буду увлечённо руководить социологическими опросами на темы «Отношение жителей улицы Красногеройской к переименованию её в улицу Университетскую», «Отношение жителей Воткинска к строительству завода по утилизации твердо-топливных двигателей» и т.п., я бы очень удивилась. Ещё бы больше я удивилась, если бы мне сказали, что ещё через 15 лет я буду возмущаться градостроительной политикой, в которой мнение населения вообще никому не интересно, а в планировании городских территорий не только про кинотеатры не думают, но даже про школы, больницы и детские площадки.

Так вот, 15 лет спустя я занялась социологией с огромным увлечением и радостью. После философских «штудий», которые интересны небольшому кругу коллег-философов, социология тогда мне казалась самой полезной и важной из профессий. К тому же – весёлой и увлекательной. К тому же – нормально оплачиваемой. Россия в 90-е годы шла абсолютно по новому, нехоженому пути. Жизнь менялась на глазах, и окунуться в самую гущу этой жизни со всеми ужасами и радостями – это было подарком судьбы.

Главное, что радовало  – востребованность профессии. В 90-е годы социологов буквально «рвали на части» многочисленные кандидаты в депутаты, органы государственной власти, структуры нарождающегося местного самоуправления. Как мы гордились, когда видели, что результаты нашей работы управленцы используют в своих решениях! Возможностей влиять на социальные и управленческие процессы было очень много. Затем подтянулся и бизнес. С маркетинговыми исследованиями, с управленческой диагностикой. Мы учились всему буквально на ходу. И это было счастливейшее время для российской социологии, как мне сейчас кажется.

Для прикладной социологии совпали все три благоприятных именно для этой науки фактора – реальная политическая демократия, свободная конкуренция (в отдельных отраслях экономики), курс страны на модернизацию. Но именно тогда были заложены те «мины замедленного действия», которые сейчас оборачиваются для социологии существенными потерями. Социологи настолько увлеклись своей практической востребованностью, что «проморгали» два огромных риска, которые аукнулись только сегодня.

Первый риск  - это переход очень тонкой и незаметной грани между опцией «быть полезным» и опцией «быть использованным». Как очень верно отметил в своём блоге О.Н. Яницкий, известный российский социолог,  наша наука «стала обслуживать власть, вместо того, чтобы критически анализировать ее действия и стараться влиять на них».

Анализируя сейчас весь свой двадцатилетний опыт работы в прикладной социологии, осознаю, что эту грань мы перешли тогда, когда постепенно заказы от властей сменили вектор. Нас стали всё чаще просить провести исследования не с вопросами «Как нам действовать, чтобы жизнь людей улучшалась», а с вопросами «Как нам действовать, чтобы к нам хорошо относились». Лучшие выпускники-социологи массово шли в политический «пиар», коммерческую рекламу и маркетинг. И сейчас мы видим результат перехода этой грани: общество часто воспринимает социологов как некую обслуживающую власть касту, соответственно – не очень им, то есть, нам, социологам, доверяет.

Второй риск заметен не столько с точки зрения «широкой общественности», сколько очевиден для самих социологов. Практическая востребованность  профессии породила увлечение прикладной социологией. Фундаментальным теоретическим исследованиям просто не оставалось места и времени. В результате в российской социологии за все эти годы так и не произошло ни одного крупного сугубо  научного «прорыва». Мы, социологи, как-то всё время оказывались в «хвосте» системных общественных изменений. Сначала мы изучали (причём скорее описывали, чем объясняли) российское общество в состоянии перехода к новой «формации», тогда, когда этот переход уже происходил. Сейчас российские учёные-социологи (судя по публикациям в журналах, содержанию конференций) занимаются тем, что также постфактум описывают последствия этого перехода, а также последствия глобализационных перемен в том виде, в каком эти перемены уже затронули нашу страну. По-прежнему в нашей науке нет серьёзных прогнозов по поводу дальнейшего развития нашего общества. По-прежнему нет серьёзных моделей, которые бы объясняли всё происходящее с нами сейчас.

Конечно, в этом виноваты уже не только сами социологи. Российская наука «проседала» давно, это началось даже не в 90-е годы. 90-е и последнее десятилетие лишь привели науку в целом в России к окончательной стагнации. Поэтому сегодня нам приходится преподавать студентам западные теории (своих нет), пользоваться в социологических исследованиях созданными на Западе методами и инструментами (своих не придумали). И это очень тревожно, поскольку именно наше, российское общество, в своём вечном состоянии «перехода» нуждается в научном изучении, более чем когда-либо.

Осознаёт ли это наше государство? Если судить по количеству часов, уделяемых социологическим дисциплинам в вузах, то нет, не осознаёт. Если судить по объёму финансирования именно фундаментальных исследований в области социологии и других общественных дисциплин, то тоже нет. Если судить по законодательству, требующему от исследовательских групп, финансируемых из зарубежных научных фондов, обозначать себя «иностранными агентами», международная интеграция тоже не приветствуется. Хотя от учёных при этом требуют в качестве доказательства своей эффективности иметь публикации в зарубежных научных изданиях. Ситуация практически патовая.

И всё это происходит на фоне растущего невежества «широких народных масс». Отсутствие у большинства населения навыков размышления о социальных процессах, отсутствие в медиапространстве практики популяризации научных знаний об обществе, превращение СМИ в инструмент «пиара» и пропаганды, культивирование в публичных дискуссиях манеры аргументации «а-ля Жириновский»  - не очень благодатный фон для развития социологии как серьёзной науки и конструктивного обсуждения научных проблем в обществе. Хотя, безусловно, это само по себе  – интереснейший предмет для научного изучения.

Что будет с социологией в России дальше? Это зависит от того, по какому сценарию будет развиваться наша страна. Хотя… на выбор сценария могли бы повлиять и социологи. Рассказывая власти и обществу, что на самом деле означает рейтинг «под 85%» для общественной системы; поясняя, что опросы общественного мнения не могут быть источником информации о состоянии системы и что есть масса других методов изучения общества и индикаторов его состояния. Но социологи то ли не хотят высказываться (за редким исключением), то ли их действительно не хотят слушать. А зря. Если посмотреть на социологию в мировом масштабе, то она – наука и точная, и перспективная, и весьма полезная.