СЕГОДНЯ ДЕНЬГИ ЕСТЬ ТОЛЬКО НА КАТАСТРОФЫ

Для справки:

Буераков Николай Яковлевич

Советник государственной гражданской службы РФ 1 класса

Кандидат экономических наук

Награждён почётными званиями «Заслуженный лесовод УР», «Заслуженный лесовод РФ», медалью «За заслуги перед Отечеством» II степени, Знаком МЧС России «За заслуги», Почётными грамотами Госсовета УР, Правительства УР. С 1991 по 2007 г.г. – министр лесного хозяйства УР, заместитель руководителя Комитета природных ресурсов по УР, руководитель лесной службы УР, руководитель Агентства лесного хозяйства УР. В 2008-2010 гг. – заместитель начальника Департамента лесного хозяйства по Приволжскому федеральному округу, руководитель территориального органа Министерства природных ресурсов Нижегородской области.

Председатель общественной организации «Союз защиты лесов».

Видимо, тогда шесть лет назад, это была последняя его встреча в данном статусе с местными журналистами. Вскоре главный ответственный за леса Удмуртии надолго покинул республику, но из отрасли не ушел, поднявшись до должности заместителя начальника Департамента лесного хозяйства по всему Приволжскому федеральному округу. В начале 90-х мы вместе (он в ранге министра, я – в должности председателя комиссии Верховного Совета УР по природным ресурсам) работали над первым Лесным Кодексом Удмуртской Республики, за который в 1993 году проголосовали депутаты республиканского парламента. На днях мы встретились, и обсудили то, что произошло и происходит сегодня - почти 20 лет спустя.

- Николай Яковлевич, всё, что законодательно выстраивалось в начале 90-х, в последующем было разрушено с принятием новых законов, причём, я думаю, Вы согласитесь, что каждая последующая реформация только ухудшала управление лесами.

- Да, это странная ситуация, когда в лесном хозяйстве, где один цикл – 100 лет, чуть ли не каждый год проходят различные реорганизации. У меня вся трудовая исписана из-за того, что менялись мой статус, названия должностей. Но самое главное, к настоящему времени полностью упразднена существовавшая в России система управления лесами. Раньше согласно законодательству лес считался биологическим объектом, обеспечивающим поддержание экологической ситуации, особое внимание уделялось состоянию лесного фонда, увеличению его общей продуктивности, сегодня лес это исключительно объект экономики, и интерес представляют лишь финансовые потоки.

- Это государственная политика?

- Это государственная политика, сформированная в результате лоббизма даже не столько промышленников, сколько посредников и спекулянтов. Кому-то надо было за копейки вывести земли лесного фонда из государственной собственности под продажу их для строительства элитных посёлков, и от этого особенно пострадало Подмосковье и зелёные зоны вокруг крупных городов. Кому-то захотелось получить в аренду участки лесного фонда, чтобы затем перепродавать лес заготовительным предприятиям и населению. Сегодня права на пользование лесом можно получить на аукционе независимо от того, есть у тебя специальная техника для заготовки древесины и ведения лесного хозяйства или нет. Есть деньги – нет вопросов. А если местному жителю надо-то, например, всего несколько брёвен, ему что, участвовать в аукционе? Раньше существовал механизм отпуска древесины населению по более дешёвой цене, сейчас его нет.

- Стоит, наверное, вспомнить, какие возможности были созданы в 90-е с принятием республиканского Лесного кодекса, и в каких условиях этот закон разрабатывался.

- В отличие от последующего «законотворчества», наш первый удмуртский Лесной кодекс рождался совсем по-другому. Этот нормативный документ - результат синтеза работы политиков и специалистов. Удмуртия стала первым регионом, где в 1993-м году лесное хозяйство было переведено на самофинансирование и в течение последующих пяти лет мы не получали никаких дотаций ни из Москвы, ни из бюджета республики.

Все лесные подати направлялись непосредственно на финансирование ведения лесного хозяйства. И самое важное – республика самостоятельно тогда устанавливала цены на отпуск леса на корню.

- И чем «удмуртские» цены лучше «московских»?

- Это позволяет более гибко действовать в интересах сохранения лесного фонда. Раньше, например, мы буреломы отпускали бесплатно, горельники, валёжную древесину тоже бесплатно, только разгребите. И если бы сегодня действовал старый Лесной кодекс, проблема сухостоя бы не стояла. Можно было бы на уровне субъекта РФ установить нулевую цену или даже доплачивать населению, и серьёзная экологическая проблема разрешилась бы сама собой – засохшие ели утилизировали, переработали.

- А насколько серьёзна эта проблема?

- Сегодня практически на 70 процентов ельники в Удмуртии вымирают.

- На 70 процентов?!

- Да, зрелые и приспевающие ельники в Удмуртии поражены на 70 процентов. Сначала, очевидно, из-за понижения грунтовых вод, началось усыхание ели, затем появился вторичный вредитель. Структур лесного хозяйства, которые бы могли с этим бороться, сегодня в республике нет, потенциал лесхозов уничтожен, и они уже не могут проводить лесохозяйственные работы на высоком профессиональном уровне.

Лесозаготовители ориентированы на прибыль, зачем им заниматься санитарными рубками и посадками? Так что единственное, что может ещё на время приостановить процесс размножения вредителей – это аномально холодная зима. Самое страшное, что нет и понимания остроты этой проблемы. Ни в СМИ, ни в органах власти её никто не обозначает.

- Но Вы же работали на таком высоком уровне, как федеральный округ. Неужели и там не рассматриваются какие-то программы, направленные на решение острых проблем лесного фонда?

- Окончательное понимание того, что структуры лесного хозяйства перестали быть эффективным управленцем в лесу, пришло ко мне как раз во время работы в департаменте. Пришлось поездить по многим областям, республикам Приволжского федерального округа. С Москвы нам приходили директивы проверять, какие субъекты РФ сколько нормативных актов приняли в развитие федерального лесного законодательства. Приняли, скажем, восемь из десяти, значит, хорошо работают. Пять из десяти – плохо. Качество этих нормативных актов никого наверху не интересовало. Поэтому часто получалось, как, например, с Ульяновской областью, где приняли закон о сборе грибов, в котором установили, что грибы можно собирать только со шляпкой до двух сантиметров.

- Это не маразм?

- Абсолютный маразм. По телевидению показали сюжет, как проверяющие пристали к какой-то бабушке, продававшей собранные грибы, почему у её грибов шляпки больше, чем установлено в ульяновском законе. Она им отвечает: я, что с линейкой, что ли должна в лес ходить? Такие вот законы. Но в руководстве Рослесхоза качественной оценкой нормативной базы никто не занимается.

- Вас это не коробило?

- Коробило, конечно. Я, может быть, из-за этого и ушёл…

- А сегодня в Удмуртии ещё сохранились питомники, где выращивают посадочный материал для новых лесов?

- Когда я работал, в Удмуртии было 19 питомников, из них мы 12 довели до категории питомников высокой культуры. Это притом, что в целом по России тогда было только 36 питомников высокой культуры. Сейчас из общения с коллегами знаю, что питомническое хозяйство ведётся на очень низком лесоводственном уровне.

- Как быстро деградирует отрасль. Такое впечатление, что сегодня о лесах вспоминают только тогда, когда они начинают гореть.

- Да, деньги сейчас есть только на ликвидацию последствий катастроф. На то, чтобы их не допускать, денег нет.

- И что делать?

- Надо поднимать граждан. Ведь если останавливается, к примеру, завод, это большая проблема для сотен, иногда тысяч работающих на нём людей, а лес связан буквально с каждым. Это образ жизни всего населения. И народ об этом говорит, но до верхов, видимо, пока не доходит.