10.jpg




Общественная наблюдательная комиссия – это самостоятельный институт, учреждённый в России в 2008 году в соответствии с Федеральным законом №76. Этот исключительно общественный орган наделён полномочиями осуществлять контроль за соблюдением законности и регламентов при содержании граждан в местах лишения свободы (а их в России множество категорий). В рамках своих полномочий члены ОНК по УР ежемесячно посещают исправительные учреждения, изоляторы временного содержания (ИВС), следственные изоляторы, ведут личный приём граждан, как уже отбывающих наказание, так и находящихся под следствием. Члены ОНК вправе выслушивать и вмешиваться в решение лишь тех вопросов, которые касаются бытовых аспектов нахождения граждан в условиях изоляции. Законность или незаконность следственных действий, рассмотрение оснований и мотивов задержания не входит в их компетенцию.


Уведомив Управление ФСИН по УР о намерении посетить ижевский следственный изолятор для встречи с арестованным Сергеем Каринцевым, мы пришли в полдень пятницы на Базисную. Встреча состоялась в кабинете психолога корпуса СИЗО, где содержится Сергей Владимирович, в присутствии сотрудника учреждения, как того требует закон в отношении лиц, находящихся под следствием. Мне показалось, что Сергей Каринцев выглядит довольно болезненно – лицо бледное, тёмные круги под глазами. По словам Каринцева, вот уже больше месяца он содержится в камере, где нет притока свежего воздуха. Камера рассчитана на трёх человек, двое сокамерников Сергея – люди курящие. Сам он не курит, поэтому вынужден быть «пассивным курильщиком», постоянно находясь в прокуренном помещении.


Имея ряд хронических заболеваний, Сергей Каринцев получает в передачах и от врача СИЗО необходимые ему медикаменты. Однако непосредственно перед задержанием он, по его словам, проходил медицинское обследование по поводу проблем с желудочно-кишечным трактом. Обследование не было окончено, проблемы остаются. Но в нынешних условиях ему не дают возможности их завершить. По его словам, медицинская карта изъята следствием «на экспертизу», что лишает арестованного возможности представить её суду в качестве доказательства, чтобы просить об изменении меры пресечения с временной изоляции на подписку о невыезде или домашний арест.


Духота в камере, говорит Сергей, не спадает из-за еле-еле работающей вытяжки, которая лишь перемешивает спёртый воздух тесного помещения. Не обеспечивают возможности подышать свежим воздухом и редкие прогулки. По словам Каринцева, помещение, служащее прогулочным двориком, расположено под крышей корпуса и представляет собой просто комнату большего, чем камера, размера с двумя незастеклёнными проёмами на высоте трёх метров. Прогулки происходят по графику, поэтому если время её падает на момент, когда его сокамерники по каким-то своим причинам не склонны гулять, то и ему приходится пропускать возможность подышать хотя бы относительно свежим воздухом.


Будучи человеком, вовлечённым в общественную жизнь, Сергей Каринцев ощущает дискомфорт от отсутствия «каналов связи» с внешним миром. Кстати, законодательство не предусматривает лишение заключённых информации общественно-политического характера. Эдуард Лимонов в своих книгах о российских тюрьмах пишет, что, находясь в Лефортово, смотрел маленький телевизор. Сергей Каринцев пожаловался на то, что якобы доставленный по его просьбе в изолятор переносной телевизор уже больше недели ему не передают. Официально как такового запрета или разрешения иметь телевизор в камерах правила не содержат, однако процедура обставлена множеством неудобств. Так, например, нельзя передать телевизор конкретному лицу в конкретную камеру. Юридически подобную технику жертвуют учреждению по договору о благотворительной помощи, причём физическое лицо сделать этого не может, пожертвования принимаются почему-то только от предприятий и организаций. Пожертвованный таким образом телевизор поступает на баланс учреждения, и администрация СИЗО вправе распорядиться им по своему усмотрению, так что не факт, что технику поставят в камеру того, в пользу кого была организована эта помощь. Именно в этом духе высказался в беседе со мной исполняющий обязанности начальника СИЗО С.В. Боков, когда я попросила его проверить, действительно ли телевизор, о котором говорит Каринцев, находится в их учреждении.



По мнению Каринцева, ассортимент библиотечного фонда изолятора крайне скуден и «однобок». Ему приходится выбирать из трёх-четырёх имеющихся в наличии книг, которые время от времени приносит им библиотекарь. Перечня всех имеющихся в библиотеке изолятора книг (чтобы выбрать нужную или интересную) нет возможности. Каринцев рассказал, что хотел бы получить необходимую ему для занятий философскую литературу, но сотрудник СИЗО, присутствовавший при беседе, долго и путано объяснил, что имеется некий список «запрещённой» литературы, куда входят книги ваххабитского содержания, и что нужные и разрешённые книги можно заказать через тюремный магазин, написав заявление начальнику учреждения. Между тем, как я ни билась, мне потом так и не удалось узнать, каким образом нужные книги попадут в тюремный ларёк. Не работает в камере и радиоточка. Этот недочёт г-н Боков объяснил отсутствием кабеля. Единственное СМИ, которое на протяжении многих лет каждую неделю бесплатно доставляется в СИЗО и доходит до арестантов, - это газета «День». В одном из номеров «Дня» Сергей Каринцев прочёл материал и о своём аресте.


По словам Каринцева, установленный ему судом срок заключения под стражу заканчивается 21 июля. Однако, как утверждает депутат, оперативный сотрудник СИЗО, следователь и «прокурорские» якобы прямым текстом предлагают ему написать признательные показания, чтобы «изменить свою участь», то есть выйти из камеры до суда под подписку о невыезде. Иначе, говорит Каринцев, ссылаясь на слова своих тюремщиков, ему и дальше придётся «сидеть», с судом якобы «уже договорились». По мнению Каринцева, таким образом на него оказывается психологическое давление. Иных форм воздействия с целью принудить признать вину, как говорит арестованный депутат, на него не оказывают. Впрочем, запрет следователя на свидания с родными и близкими он также считает в известной степени «прессингом», поскольку как человек глубоко гражданский и никогда не сталкивавшийся с условиями содержания в неволе он, наверняка, испытывает по-человечески понятный психологический дискомфорт.