Правительственный план «Года учителя» был принят в ноябре 2009 года и состоял из 59 пунктов, включая 11 конференций и семинаров, 11 конкурсов учителей и школ, 4 торжественных съезда, 3 выставки и один президентский прием. Претворять в жизнь всё это многообразие «в целях повышения престижа, развития творческого и профессионального потенциала профессии учителя» был назначен представительный оргкомитет из 22 человек под руководством премьера Удмуртии Юрия Питкевича, его заместителя Людмилы Чунаевой и министра образования УР Андрея Кузнецова. Все трое в 2009 году получали далеко не учительские зарплаты, и, может быть, поэтому «повышать и развивать» учительскую жизнь они принялись совсем не в том направлении, в котором хотелось бы самим учителям.


Первый же школьный педагог, согласившийся побеседовать со мной об итогах «Года учителя», с ходу дал понять, что обсуждать здесь нечего. «Сплошная говорильня, - отмахнулся он от вопроса. – Никто из учителей в Ижевске пользы из этого не извлек, по крайней мере, я с такими точно не знаком». На вопрос о правительственной программе мероприятий он отвечал уже с нетерпением: «Ну, раз утвердили, значит, всё как положено провели, наверное, не знаю. Нам-то что с того». В отличие от министров-миллионщиков мой собеседник хотел говорить не о «круглых столах» по проблемам инноваций, а о том, что важно - о ставках и разрядах, о финансировании и бюрократии, о книжках и учениках. «Вообще ситуация в школе критическая, - заметил он в начале нашего разговора. – Если так будет продолжаться дальше, то случится взрыв».


О том, что школьный учитель является едва ли не самым бесправным представителем бюджетной сферы, в принципе, было известно давно.


Над рядовым работником школы стоят толпы начальства от завуча до Министерства образования и науки Удмуртской Республики, и каждая из контролирующих инстанций имеет право требовать свой отчет. Чем с удовольствием и занимается. «Ежедневно школа получает до 30 электронных писем, и большая часть из них – запросы справок, отчетов по посещаемости и успеваемости, по хозяйственным вопросам, - рассказывает собеседник «Д». – Самое поразительное, что информация, которая содержится в отчетах, в дальнейшую работу не идет, а собирается исключительно для галочки».


Некоторые из запросов формулируются так, что добросовестно ответить на них просто невозможно. В таких случаях секретарь приемной директора школы, социальный педагог или классный руководитель отсылает «наверх» откровенную ерунду. В школах к этому привыкли и знают, что ни хуже, ни лучше от этого вранья все равно никому не станет, да и перепроверить такой «отчет» чаще всего тоже нет никакой возможности. К этой категории относятся, например, ежегодные отчеты о судьбе выпускников после окончания школы: классные руководители обязаны знать, куда поступили их бывшие подопечные, даже если ученики покинули город или, не дай бог, уехали из России. Или можно еще вспомнить отчет об использовании интернет-ресурсов, который был введен в 2006 году, затем на учительской конференции 2007 года прилюдно признан «идиотской бумажкой», но до сих пор ежеквартально заполняется и сдается в РОНО.


Не меньшей бессмыслицей оборачивается процедура повышения квалификации. Чтобы повысить разряд и получить категорию, от которых напрямую зависит зарплата, учитель должен пройти
обучение в Институте повышения квалификации и переподготовки работников образования УР. «Там есть по-настоящему классные специалисты, уважаемые преподаватели, это правда, - говорит один из учителей, уже сталкивавшийся с этим заведением. – Но большинство ни дня не работали в школе, предмета не знают… Чему они нас научат, учителей со стажем?» Пришедшие на переподготовку педагоги, видимо, просто со скуки ловят своих лекторов на чтении «по бумажке» слов, смысл которых самим лекторам непонятен. Случаи бывали.


Если с кем-то из учащихся случится ЧП, то для всей школы наступают тяжелые времена. Произошло ли это с учеником в здании школы, или на улице, или даже дома – не имеет значения. Городское управление образования будет искать виновных в учительском коллективе, объем отчетности удвоится и утроится, будут совещания, головомойки, лишения премий. А что может сделать учитель, если пятнадцать лет назад, к примеру, в его старших классах были двое курящих подростков, а теперь – только двое некурящих в лучшем случае? Если никакой контроль над детьми за воротами школы в принципе невозможен, а в классе ставить «двойки» за неуспеваемость учителям строго запрещено (страдает статистика), и все ученики об этом прекрасно знают? Классный руководитель проводит воспитательные беседы, навещает квартиры «неблагополучных», обзванивает за свой счет прогульщиков и т.д. – все это за 2 тысячи рублей в месяц, или по 3 рубля 33 копейки в день в пересчете на ученика в классе из 25 человек. Да и эти деньги могут урезать на треть «за плохую работу», а на самом деле – по усмотрению начальства.


При этом практически все учителя – стахановцы. Чтобы получать среднюю по Удмуртии зарплату, около 15 тысяч рублей (на мой взгляд, эта цифра сильно завышена), педагог должен работать на три ставки и иметь классное руководство. Полагаю, на это способны немногие, так что зарплата у учителей обычно гораздо ниже. Но и на одну ставку прожить тоже нельзя, поэтому дополнительные часы набираются до предела, который ограничен лишь выносливостью педагога и наличием этих самых часов. На поиск новых подходов к образованию и воспитанию, на саморазвитие и науку, на инновации, которым была посвящена значительная часть мероприятий в рамках удмуртского «Года учителя», у самих учителей времени просто нет. «Знаете, из-за чего у меня с женой чаще всего конфликты? – спрашивает мой собеседник. – Смотрите: сегодня я пять часов подряд разговаривал с учениками, а теперь вот еду домой…» «Можете не продолжать», - говорю я.

О трудовых правах говорить не приходится. «Учителю положен методический день, который считается рабочим, но свободен от занятий, - рассказывает школьный преподаватель. – В природе его не существует. Коллективного договора я не видел. Доплата за проверку тетрадей назначается произвольно – где 20, где 15 процентов от ставки, доплата на литературу несопоставима с реальными ценами на книги, отгулы зажимают, ну и так далее». Поразительный порядок введен относительно учительских премий – директору школы невыгодно их назначать, так как «за экономию фонда заработной платы» премия полагается уже лично ему.

Недофинансирование растет. Санитарно-гигиенические средства закупаются на деньги родителей учеников, подготовка школ к августовской приемке ведется силами учителей, текущий ремонт не проводится. Теперь проблема коснулась и приоритетного направления в образовании – внедрения информационных технологий. В прошлом году истекли сроки лицензий на программное обеспечение в школах, а денег хватило только на продление пакета Windows + MS Office, и только на один год. Остальные программы, использовавшиеся в обучении, пришлось удалить со школьных компьютеров, а физические носители – уничтожить под акт с подписями ответственных лиц. Поговаривают, что в следующий раз не хватит и на Windows, в связи с чем школы планируется перевести на операционные системы Linux, бесплатные, но и незнакомые подчас даже преподавателям информатики.

Для преодоления бедности школьного учителя – одной из ключевых проблем сферы образования сегодня – требуются, конечно, колоссальные бюджетные траты. Но кое-что, по словам моего собеседника, можно было бы сделать хоть вчера. «Только районные отделы образования имеют в штате до 15 человек и занимают по 5-6 кабинетов, - утверждает он. – При этом никакой полезной функции они не выполняют и кроме бессмысленного надзора не занимаются ничем. Их бы и сократить в первую очередь». Можно к этому добавить, что неплохо было бы проредить и вышестоящие учреждения, и любителей «круглых столов по отдельному графику» из оргкомитета по проведению «Года учителя» в Удмуртской Республике. А там, глядишь, и бюрократию разводить будет особо некому, и деньги в бюджете найдутся хоть на пару кусков мыла в школьном туалете. У мыла, в отличие от некоторых чиновников, с «полезной функцией» пока что все в порядке.