Заводская интеллигенция Ижевска в лице даже самых уважаемых здесь оружейных конструкторов близка по своим интересам, облику и колориту скорее к послушным начальству профессионалам-мастеровым, чем к интеллигенции с её неудобно беспокойной совестью.


Символично, что в ижевском памятнике Оружейникам изображены именно квалифицированные мастеровые в наградных кафтанах. Боярские кафтаны, в которых неудобно работать, и франтоватые господские цилиндры мастеровых символизировали приближение этой касты рабочих-аристократов к заводским чиновникам и офицерам. Для раскрытия ментальности Ижевска важно, что на постаменте памятника кафтанщикам указаны фамилии не кафтанщиков, а директоров заводов, главных инженеров, а также знаменитых конструкторов автоматов и винтовки Калашникова, Никонова и Драгунова.


Ментальное сближение местной заводской интеллигенции с квалифицированными рабочими в наградных кафтанах заявлено и при открытии памятника Оружейникам. Памятник кафтанщикам и само место, где он поставлен, несёт в себе двойственные черты. Бытовая лирика в нём сочетается с торжественным официозом. Памятник расположен перед заводской тюрьмой (ныне музей «Ижмаша»), на площади, где при строе всех оружейников пороли шпицрутенами провинившихся. Из мастеровых оружейного завода были освобождены от физических наказаний только кафтанщики.


Любопытно, что Лесков в предисловии к первому изданию «Левши» в Петербурге в числе трёх русских оружейных центров, связанных с легендой о Левше, называет и Ижевск: «Я не могу сказать, где именно родилась первая заводка баснословия о стальной блохе, то есть, завелась ли она в Туле, на Ижме или в Сестрорецке, но очевидно, что она пошла из одного из этих мест». Лесков ошибочно называет Ижевск Ижмой. Ошибка известного русского писателя как бы отрицает принадлежность Ижевска к миру культуры.


Культура, в расшифровке русского учёного и священника отца П. Флоренского, – это то, что связано с культом, то есть с духовным возделыванием. Светская же наука культурология – это переложение религиозной веры на язык светской дисциплины. Это то, что делали русские интеллигенты Дмитрий Лихачёв, Сергей Аверинцев, Алексей Лосев, Михаил Бахтин, Александр Панченко, Юрий Лотман. Научные исследования их невозможно представить вне духовной доминанты.


Как бы вне мира культуры, к которому с гораздо большей определённостью можно причислить город оружейника Левши Тулу, город вчерне Ижевск ставит пословица известного ижевского оружейника Е.Ф. Драгунова (конструктора снайперской винтовки): «Когда туляки блоху ковали, мы работали». Эту пословицу о пользе конвейерного количества и о том, что ни к чему заниматься лишним, бесполезно-красивым и возвышенным, я слышал от прославленного конструктора, когда он в 1980-е годы приходил к нам в отдел краеведческого музея в Арсенале.


По определению писателя Льва Роднова, Ижевск – это цивилизация самоделкиных. Принципиально нового ижевские конструкторы ничего не изобретали. Многое ими было заимствовано из Германии. Первые главные оружейные мастера на берега Ижа приехали в 1807 году из Германии, обучая местных рабочих искусству самоделкиных. Первые мотоциклы были повторением немецких мотоциклов. Знаменитый автомат Калашникова тоже является символом искусства самоделкиных.


Как работали самоделкины? После войны на шихтовый двор по Пятой улице, что недалеко от наполовину разобранной к тому времени Покровской церкви и осквернённой могилы фабрикантши Петровой, на месте которых перед войной в Афганистане построили новый цех по производству автоматов Калашникова, привозили много военного металлолома. Самоделкины брали на шихте немецкое оружие и разные железки. Разбирали-собирали их, ремонтировали, пилили, переделывали. Стреляли из трофейного оружия по заводским крысам. По сведениям Льва Роднова, конструктор снайперской винтовки Драгунов якобы любил палить из окна конструкторского бюро в крупы лошадей из мелкокалиберной немецкой винтовки. Было смешно, как конь, к удивлению возницы, вздрагивал и нёсся во весь опор.


Достижения в техносфере, как и в науке или в спорте, по исследованиям выдающегося культуролога Ю.М. Лотмана, не принадлежат к области гениального. Они как бы вне конкретной личности, так как зависят от случая: даже самое значительное изобретение или открытие, подобно спортивному рекорду, достаётся, как правило, почти одновременно нескольким личностям, но победителем является первый, достигнувший эстафеты. В гуманитарной же сфере иначе, она вне бесконечно меняющихся количественных рекордов, поэтому Пушкин, Чайковский или Достоевский – это вневременные гении. Произведения их принципиально неповторимы и вечны, так как не измеряются количественно-временными категориями. Чего не скажешь о техносфере, поэтому выдающегося конструктора Калашникова, подобно его земляку Чайковскому, гением называют, хотя и постоянно, но совершенно неправильно.


Конструкторы-оружейники заимствуют и всячески видоизменяют найденное своими предшественниками и конкурентами. Новое в бешеной гонке по производству стрелкового оружия обычно встречается в незначительных, хотя и немаловажных деталях. Автомат Калашникова 1947 года отличается от своего предшественника - штурмовой винтовки Шмайсера 1944-1945 годов - только одной небольшой внутренней деталью. Но во многом повторяет дизайн врага. Повторяет то, что зрительно, на уровне художественного знака-силуэта, известно подавляющему большинству людей об автомате Калашникова.


Именно в «немецкий» район Ижевска, что против «домов на кирхе», в 1946 году и прибыли немецкие оружейники. Главным из них был Гуго Шмайсер, вывезенный после войны из Германии в Ижевск. Инженера из Германии, уже старика, настоятельно «пригласили» для работы в конструкторское бюро 27-летнего сержанта Советской Армии Михаила Калашникова, не имевшего не только никакого высшего инженерного образования, но даже и среднего. Такие же «приглашения» для работы в СССР компетентные органы дали известным конструкторам Германии Карлу Барнитцке, Оскару Шинку, Оскару Бертцольду, Отто Дичу и Гансу Дичу. Из города немецких оружейников Зуля отправился специальный поезд с немецкими специалистами и найденными в Германии техническими чертежами. Через две недели немецкие инженеры оказались в непролазном от грязи осеннем Ижевске и были размещены в «технической» гостинице на улице Красной. Там же до немцев некоторое время проживал Калашников, но ему не понравились обитавшие в гостинице полчища тараканов и крыс. И конструктора поселили в деревянном особняке перед разрушенным до войны Михайловским собором, одноимённым будущему всемирно известному оружейнику.


Немцы приехали в Ижевск вместе с семьями. Они удивляли жителей рабочего города безупречно вежливым поведением, аккуратной внешностью. Тем, что они безуспешно искали урны на улицах Ижевска, чтобы бросить туда спичку, несмотря на окружающую грязь. И особенно тем, что ходили по улице Советской в шортах. О встречах с немецким конструктором и беседе с ним по-немецки говорил нам, студентам исторического факультета, профессор Удмуртского университета В.Е. Майер, немец по национальности.


В то же время засекреченного самородка-сержанта Калашникова местные рабочие никак не принимали за главного конструктора их завода. По словам начальника заводской охраны Н.В. Торхова, Калашников даже в 70-е годы жаловался на охрану завода, которая не пускает его в конструкторское бюро. Начальник охраны рассказывал мне: «Это сейчас Калашников одет по-генеральски. А раньше он ходил, как растяпа, как бомж». Неудивительно, что главного конструктора завода принимали за рабочего и требовали пропуск.


По данным Л.Н. Роднова, депортированных в Ижевск немецких оружейников очень удивляло бесхозяйственное отношение к их работе. Немцы-оружейники завидовали своим землякам, вывезенным из Германии для конструирования новой серии ижевских мотоциклов, так как их работа была востребована заводскими властями.


Немецкие оружейники привезли из Германии в конструкторское бюро Калашникова великолепную бумагу и прочие принадлежности для работы. Но их чертежами, похожими на произведение искусства, покрывали станки. Шмайсер не мог выдержать такого зрелища и заболел. 9 июня 1952 года Гуго Шмайсеру разрешили вернуться из Ижевска в Германию, где он умер 12 сентября того же года в городской больнице Эрфурта. Здесь в 2002 году к 50-й годовщине его смерти установили памятник знаменитому немецкому оружейнику.


А ижевскую техническую гостиницу на улице Красной, где Шмайсер прожил семь лет, а Калашников – совсем немного, по распоряжению местного президента Александра Волкова в 2009 году исключили из списка охраняемых государством памятников истории и культуры вместе с заводским правлением и другими «помешавшими» местному начальству памятниками истории. К чему техническая «почти» интеллигенция Ижевска была равнодушна. Так же, как и к уничтожению деревянного дома Калашникова у Михайловского собора.


Трудно представить здесь рефлексирующих людей, вроде создателя атомной бомбы Сахарова или изобретателя динамита Нобеля, испытывающих чувство вины за созданное ими оружие массового поражения. При этом бомба русского академика-интеллигента никогда не применялась против людей. Чего не скажешь об автоматах Калашникова, штамповавшихся на месте повергнутой церкви, ведь их в мире насчитывается около ста миллионов. И все эти сто миллионов автоматных клонов носят имя одного человека.