Одна из главных и «раскрученных» кинопремьер нового года - фильм гламурного режиссера-«единоросса» Федора Бондарчука по культовому роману братьев Стругацких «Обитаемый остров» с бюджетом порядка 40 миллионов долларов - не могла не вызвать целый шквал рецензий и отзывов. При этом, если не брать в расчет высказывания в рамках откровенно рекламных сюжетов, большинство комментариев, представленных в СМИ и на различных интернет-форумах, носят весьма нелестный характер. 

Бондарчуку-младшему досталось и за то, что он освоил столь «жирный» по меркам российского кинематографа бюджет, а настоящий блокбастер снять так и не сумел (например, на вторичности спецэффектов и образов «Обитаемого острова» по отношению к голливудским хитам «Матрице», «Пятому элементу» и пр. не потоптался только ленивый). Киноманы критикуют фильм за слабый монтаж и «никакую» игру Василия Степанова в роли главного героя - землянина Максима Каммерера, чей звездолет потерпел крушение на планете Саракш. Критические отзывы идут и от поклонников творчества Стругацких, которые обвиняют Бондарчука в профанации культового романа. Это несмотря на то, что на самом деле авторы киносценария достаточно деликатно отнеслись к книге и, если судить по вышедшей на экраны первой части фильма, в целом максимально близко воспроизвели в нем и сюжетные линии, и содержательную часть романа Стругацких. Так в чем же дело – почему фильм разочаровывает именно тех, кому должен был понравиться в первую очередь?
Хонтийское сало и пандейское боржоми
Версия, что «Обитаемый остров» потерял после развала Советского Союза свою социально-политическую актуальность, тут вряд ли работает. Если бы Бондарчук экранизировал этот роман в «либеральных 90-х», так бы, наверное, и было. Однако сегодня, в период «завинчивания гаек», восстановления системы массированной партийно-государственной пропаганды, полупрозрачные намеки Стругацких на советскую действительность начинают восприниматься чуть ли не как прямая политическая сатира на нынешний «единороссовский» режим с его лозунгом «Стабильность превыше всего». Не следует забывать, что отчасти оказалась пророческой и геополитическая составляющая книги Стругацких, - Хонти и Пандея, с которыми враждует Империя Неизвестных Отцов в романе и фильме, являются ее бывшими провинциями. «Раньше мы были одним государством. У нас была общая история. За это они нас ненавидят», – сообщают Максиму жители Империи. Впрочем, на полновесный политический памфлет фильм Бондарчука-младшего все равно не тянет, да и «завинчивание гаек» у нас в стране еще не достигло той стадии, чтобы эзопов язык обеспечил успех кинопремьере. А без этой излюбленной диссидентской игры по разгадыванию аллюзий на существующий режим, что еще может быть по-настоящему интересным в «Обитаемом острове»?
Такой тоталитаризм нам не нужен
Считается, что «Остров» - это книга «про тоталитаризм». Но что такого важного она может нам сегодня сказать о тоталитарном строе, что выходит за рамки стандартных масскультовских клише? О социальных технологиях тоталитаризма в художественной литературе все исчерпывающе изложено было еще Орруэлом в его «1984», и тут ни братья Стругацкие, ни тем более наш режиссер-«единоросс» не конкуренты. Действительно, подумаешь - управление населением с помощью психоволн, которые лишают электорат способности к критическому мышлению… Что мы в голливудских фильмах мало насмотрелись всяких приспособлений для манипулирования людьми? Как метафора всей пропагандистской машины в советское время или карикатурное изображение системы огосударствленного телевидения в современной России саракшские башни «якобы-противобаллистической-защиты» с излучателями психоволн, конечно, хороши. Но ведь главная «военная тайна» тоталитаризма – это не то, что его навязывают извне с помощью каких-то там технических устройств, а то, что стремление к несвободе, к избавлению от необходимости самостоятельно делать выбор, мечта о «твердой руке», наконец, изначально присущи человеческой натуре, являются одной из составляющих нашей культуры, человеческой цивилизации вообще. И как легко мы начинаем скользить в этом направлении при возникновении соответствующих социальных предпосылок. Как просто, на самом деле, от вывешивания в кабинетах портретов всем известных «Отцов» и «пятиминуток ненависти» телепрограммы «Однако» перейти к репрессиям против «оппозиционеров-выродков», подрывающих национальную безопасность страны. Как естественно прощать себе, власти, прессе еще один мелкий шажок в сторону несвободы и заведомой лжи ради достижения «важных, социально значимых целей». И как легко поверить, что «так и надо». «Может, так и надо?» - это то, чем руководствуется главный герой «Обитаемого острова» Максим Каммерер, попав на планету Саракш. Максим, как типичный представитель Земли в момент пика ее цивилизации (2157 год, Полдень Человечества), по замыслу Стругацких, казалось, полностью избавлен от «родимых пятен тоталитаризма». Тем не менее и для него Саракш становится нравственным испытанием. То, что Максим видит на Саракше, ему очень не нравится, но он честно пытается понять происходящее и прощает местным жителям их несовершенство и несовершенство социального строя их планеты. Более того, он вначале даже склонен идеализировать режим Неизвестных Отцов, сумевших хотя бы отчасти вытащить страну из той катастрофы, в которую она попала по вине предыдущих правителей, навести хоть какой-то порядок в условиях социального хаоса и энтропии. Не желая оставаться в стороне, Максим вступает в ряды Боевой Гвардии, защищающей страну от многочисленных внутренних и внешних врагов. Однако открывшаяся ложь и садизм политического режима Неизвестных Отцов заставляет Максима принять участие в боевых действиях уже на стороне внутренней оппозиции – так называемых «выродков». Правда, очень скоро Максим разочаровывается и в этом своем выборе - отчасти из-за несовершенства стратегии оппозиции, а главным образом из-за того, что значительная ее часть сама готова использовать излучатели, превращающие население в послушные живые куклы в своих политических целях, и тем самым мало чем отличается от Неизвестных Отцов. То есть, если Бондарчук действительно претендует на содержательный разговор о тоталитаризме, основной конфликт в фильме должен был бы, наверное, разворачиваться не между персонажами, а между различными стадиями восприятия зрителем того, что происходит с Максимом на Саракше. Текст Стругацких дает великолепную возможность для этого - зритель эмоционально может вместе с Максимом переходить от одной точки зрения к другой, а не воспринимать изначально Саракш как средоточие «Темной стороны Силы». Тем более что российская аудитория сегодня по ряду причин склонна ностальгировать по советскому Большому Стилю, и решить указанную задачу в фильме было бы не так сложно. В этом плане меня, например, не напрягает очевидное родство военной техники Саракша с образцами российской «оборонки», за что к создателям фильма поступили упреки от ряда критиков. Напротив, более проблемным представляется схожесть столицы Неизвестных Отцов из технологической эпохи, соответствующей второй половине ХХ века на Земле, с футуристическим городским пейзажем из «Пятого элемента». Логичным, наверное, было бы даже то, если какой-нибудь рядовой Боевой Гвардии, трясясь на броне, спел бы себе под нос что-то похожее на «Вот кто-то с горочки спустился…». Между тем и саунд-трек, и образный ряд фильма изначально ориентируют нас на то, что Максим попал в Империю Зла. Зловещие звуки сопровождают почему-то картинки из жизни города, когда главный герой мирно бродит по его улицам. Первое же заседание Неизвестных Отцов – это готовый портрет клики хладнокровных диктаторов-садистов, собравшихся вершить свои темные дела... У социальной системы Саракша априори нет «своей» правды, она изначально приговорена создателями фильма к осуждению, а раз так – то все происходящее на экране воспринимается как отечественная версия голливудского лубка про «хорошего парня, который спасет очередной мир», как повод к красочным взрывам, громким перестрелкам и прочим спецэффектам, но не более того.
Последнее искушение Мак Сима
Тема, четко обозначенная Стругацкими в «Обитаемом острове», – это тема морального выбора в сфере, в которой нравственная правота активного действия изначально ставится под сомнение, - то есть в политике. Тут тебе и классическое «оправдывает ли цель средства?», и более утонченно-рафинированное «стоит ли сопротивляться объективному ходу вещей, если он неминуем?». «Ваша совесть возмущена существующим порядком вещей… - говорит Максиму мутант Колдун, - но у порядка есть свои законы. Эти законы возникают из стремлений огромных человеческих масс, и меняться они могут только при изменении этих стремлений... Итак, с одной стороны - стремления человеческих масс, с другой - ваша совесть, воплощение ваших стремлений. Ваша совесть подвигает вас на изменение порядка вещей, то есть на нарушение законов этого порядка, определяемых стремлениями масс… Это смешно и антиисторично». Кстати, нельзя сказать, что Бондарчук совсем не заметил этой проблематики «Острова». «Наш прекрасный герой Максим, - рассуждает он в одном из интервью, - уверенный, что способен спасти несчастную планету, на которую он попал, эту иную цивилизацию, - он же на самом деле много бед там творит!» Правда, вывод из этих рассуждений оказывается у режиссера каким-то слишком уж политически-конъюнктурным и охранительным – в духе идеи цивилизационной и геополитической многополярности, функционирующей ныне в Российской Федерации чуть ли не в качестве внешнеполитической доктрины: «Может быть, стоит признать право цивилизаций быть разными, даже если какие-то из них нам не нравятся?..» Герой Стругацких, как помним, делает в книге выбор в пользу своего участия в революции, в продолжении борьбы за изменение цивилизации Саракша. Что произойдет в киноверсии – покажет вторая часть фильма. Правда, Бондарчук-младший обмолвился как-то, что все закончится одним большим взрывом. Видимо, в назидание…