фотоА пока обратимся к выступлениям сторон на стадии прений – 29 января прокурор Наталья Мизян и адвокат Татьяна Жидкова выступили со своими заключительными речами. Оба выступления весьма показательны. Государственный обвинитель Наталья Мизян говорила почти 45 минут, то есть один академический час. Это был, если хотите, «урок», образец системы доказательств в ситуации отсутствия таковых. Поскольку нет возможности представить на газетной полосе все выступление Натальи Мизян (читателю, следившему за ходом всего процесса, было бы лучше самому убедиться, как прокурор «обходила» все «острые углы» вылезших наружу противоречий), мы ограничимся наиболее характерными и существенно важными выдержками. В частности, Наталья Валерьевна сказала, что рассматривался случай, достаточно редкий, практически единичный, когда представитель самой гуманной профессии, врач, оказался не на высоте положения. Хотя, отметила она, судебная практика все чаще фиксирует случаи смертей по вине медработников. Прокурор подчеркнула большую общественную опасность такого рода преступлений как нарушающих Конституцию РФ и законодательство об оказании и доступности медицинской помощи. Прокурор считает, что Чекалкин не желал обеспечивать гарантированные права граждан на охрану здоровья, не исполнил закон и должностную инструкцию. Перейдя к описанию самого происшествия, гособвинитель отмечает, что обнаруженный в подъезде неизвестный мужчина был избит (Н.Г. - все, кто видел неизвестного в подъезде, свидетельствовали, что следов побоев на нем не было) и раздет; что в подъезде было так же холодно, как на улице (Н.Г. – неправда, на полу была незамерзшая лужа, пар изо рта у людей не шел, на потерпевшем была влажная рубашка); Чекалкин, по мнению обвинения, «самонадеянно рассчитывал на предотвращение вредоносных последствий, не дал одеть больного, скрылся с места преступления». (Как он мог скрыться, если сдал милиции человека с рук на руки? – Н.Г.). Обвинитель вновь ссылается на заключение комиссионной судмедэкспертизы, что смерть наступила от общего переохлаждения организма, выявленные у него болезни в причинной связи со смертью не находятся (как раз наоборот – в суде было доказано, что и переохлаждения не было, а если и было, то в той стадии врач его констатировать не мог, а «букет» заболеваний внутренних органов был таков, что умереть он мог сам в любой момент – Н.Г.). «Демонстрируя устойчивость своих преступных намерений, желая в дальнейшем избежать ответственности, - продолжает Мизян, - Чекалкин отразил в карте заведомо ложные сведения, касающиеся результатов выезда». Здесь прокурор опирается на показания фельдшеров Иванова и Широбокова, о противоречивости которых мы в свое время тоже писали. По мнению прокурора, тяжести состояния больного «не захотел определить только человек с высшим медицинским образованием». «У подсудимого была реальная возможность в полном объеме и качественно выполнить свои обязанности. (Внимание! – Н.Г.) Поиск ответа на вопрос, почему он не захотел этого сделать, не является обязательным для доказывания вины подсудимого, достоверно сказать об этом может только сам Чекалкин перед своей совестью. Наши объяснения будут только догадками, поэтому опустим их». Не нужны догадки прокурора - сам Чекалкин как раз пояснил, что, по его мнению, состояние больного было таковым, что не требовало экстренного медицинского вмешательства. А перед экспертами в сентябре следствие вообще не ставило этот вопрос. А вот как прокурор характеризует всю совокупность противоречий по идентификации личности того, кого осмотрел врач в подъезде и того, кого препарировал паталогоанатом в морге. «Считаю, что достоверно установили в суде, что мужчина, к которому приехала бригада Чекалкина, мужчина, который был передан сотрудникам ППСМ, мужчина, которого привезли в отдел, где он не более чем через час скончался от переохлаждения (? – Н.Г.) и мужчина, к которому выехала врач Китаева, а также тело погибшего, доставленное в морг, является одним и тем же лицом. Журнал, где отсутствует фотография, не является обязательным. Выяснение обстоятельств исчезновения фотографии Фролова из журнала неопознанных трупов излишне, на мой взгляд, и никак не влияет на достоверность установления личности как Фролова. Наличие отдельных расхождений в показаниях свидетелей при описании внешности и одежды вполне объяснимы объективными и субъективными факторами… Свидетели немного по-разному описывают одежду, телесные повреждения, но если сложить все показания вместе, то они совпадут с объективным описанием трупа, выполненным экспертом Кошкиным. Рассмотрим хотя бы одежду…» Далее Мизян аккуратно выбирает из показаний свидетелей выражения про «темные грязные брюки», тогда как там присутствуют и черные «классические», и «черные джинсы», и «плотные серые с самодельным ремнем на гвоздиках». И выводы обвинения. «Мы с вами установили прямую причинную связь… Согласитесь, Ваша честь, что такое поведение нехарактерно для лица, уверенного в своей невиновности!» Защита, по мнению Мизян, сознательно стремилась очернить перед судом личности фельдшеров, давших «обвинительные» показания. Признаки переохлаждения, считает прокурор, были в момент осмотра врачом различимы и наличествовали у Фролова. «Все, кто видел мужчину, сделали вывод, что Фролов замерз, люди с медицинским образованием - что у него переохлаждение (опять-таки тот же эксперт Кошкин в суде сказал, что признаков переохлаждения увидеть до вскрытия нельзя, а комиссионная экспертиза в лице Гордона трактовала лишь теоретические вопросы, не имевшие отношения к конкретному телу – Н.Г.)». В заключении прокурор просит суд дать Чекалкину три года условно с лишением на три года права заниматься врачебной деятельностью. В своей речи в прениях адвокат Чекалкина Татьяна Жидкова остановилась на следующих моментах. Она разбила аргументацию обвинения о том, что Чекалкин выполнял в момент осмотра больного в подъезде функции должностного лица. Сочла недоказанным, что совокупность заключений экспертиз дает ответ на вопрос, нуждался ли пациент на тот момент в экстренной медицинской помощи. Указала на то, что обвинитель не анализирует факта наличия преступления сексуального характера, будто это то ли уловка подсудимого, то ли просто вообще неважно. Жидкова не согласилась с доводами стороны обвинения, что противоречия в одежде и поведении потерпевшего носят якобы незначительный характер. Она привела данные из показаний эксперта Пояркова, который первым осмотрел труп в вестибюле РОВД: одежда совершенно не соответствует той, которую описывает эксперт Кошкин в морге. Причем, Поярков (которого Мизян вообще не упомянула в своей речи) отмечает, что «труп не раздевался и не одевался». Так что же, с грустной иронией итожит адвокат, труп сам на пути от милиции до морга «переодевался»? Жидкова считает, что идентификация вовсе не является столь уж бесспорно доказанной, как это представила прокурор в своем выступлении. Судебные расследования выявили противоречий еще больше, чем их было в ходе следствия. А на карту поставлена, подчеркнула адвокат, судьба человека. Поэтому «мы не можем свои убеждения строить на домыслах и предположениях». Нет, говорит защитник, исследованные обстоятельства как раз таки свидетельствуют, что 3 марта врачи скорой действительно осматривали Костю Фролова на квартире его бабушки, и травмы на его лице совпадают с теми, которые мы видим на снимке из морга. А вот одежда, поведение и телесные повреждения человека, осмотренного врачом в подъезде – не в деталях, а в принципе иные, чем пытается представить гособвинитель. Защитник потребовала оправдать ее доверителя. Собственно говоря, прения сторон уже оказались как бы излишними из-за заявленного бабушкой Фроловой ходатайства о прекращении уголовного преследования Сергея Чекалкина. Доказывать или опровергать эти доказательства имело бы смысл, если бы речь шла о вынесении приговора того или иного содержания. Но дело может быть прекращено по другим основаниям.
P.S. Когда верстался этот номер «Д», стало известно, что прокурор Мизян подала кассационное представление в Верховный суд УР на предмет отмены постановления судьи Анчишиной о прекращении уголовного преследования. Так что продолжение следует.