фото Река Иж врывалась в заводскую пучину через сквозные пасти арочных ниш, поросших зелеными прядями мха со стекающими с изумрудных нитей каплями влаги. Завод заглатывал воду, перемешивая ее зубьями гидравлических колес. А в его потрохах река пульсировала по круглым, окованным металлом деревянным 'ларям' - своего рода фабричным сосудам и кишкам, бурлящим от напора жидкости и подвешенным на якорных цепях-мышцах, гудящих от напряжения, словно струны. Плеск, бульканье, шипение - такова была специфическая музыка животной утробы механического зверя, физиология его нутра.
Как и Петербург, Ижевск начинался с грандиозных гидросооружений - дамб, каналов, шлюзов и 'водной архитектуры' возле них. Подобно дворцам Петергофа, расположенным ниже плотины искусственного водохранилища, точно таким же образом создавался и Ижевский 'завод-дворец'. Для века Просвещения характерно соединение красоты и утилитарности. 'Заводы-дворцы' Петербурга строились по соседству с царскими резиденциями: Адмиралтейство - у Зимнего дворца, Партикулярная верфь, Литейный двор и Арсенал - у Летнего сада, напротив дома Петра Великого. Ижевск смело перегородил плотиной-мостом реку. А возле каналов, вытекающих из прорезов плотины, на осушенной пойме построил вододействующий завод. Он напоминал часовой механизм, состоящий из зубчатых колес водяных мельниц. 'Колесики' и 'шестеренки' приводились в движение с помощью дамб, шлюзов и каналов, широко распространенных в любимой Петром Голландии. Иж был перехвачен тремя плотинами. Всего же в старом Ижевске каскад водохранилищ насчитывал 10 прудов, причем 7 плотин имели водяные колеса. Здесь имеются в виду пруды на следующих реках: 3 пруда - на Иже, 1 пруд - на Подборенке, выстроенный немецким мастером Фридрихом Поппе, 2 - на Позими, 1 - на Пироговке и 3 пруда, но без водяных колес - на Карлутке. Кроме перечисленных 10 прудов, существовали прудики при ключах и каналах. Можно насчитать также около десятка 'бассейнов'. Из гирлянды 10 ижевских прудов, нескольких десятков прудиков и 'бассейнов', окружавших центр Ижевска голубым кольцом, до нашего времени сохранился в урезанном и сильно загрязненном виде только один, зато самый крупный - Ижевский. Как Голландия, Ижевский завод лежал за 600-метровой плотиной, ниже уровня рукотворного моря. Поэтому сейчас главный корпус оружейного завода, имеющий облик корабельного Пакгауза в Амстердаме, 'утонул' метра на два в пойме реки. Завод со всех сторон был окружен водой: болотом, рекой, большими и малыми прудами, каналами и шлюзами. Вода давала заводу энергию. С тихим шорохом разливалась кровь-влага по фабричным артериям. В заводском чреве перекатывались вспененные каскады водопадов, солнечными бликами отражались струи в его влажном организме. Всюду брызгала, фыркала, ревела вода. Она неслась в самых различных направлениях: тоннелями пробивалась сквозь плотину, взлетала над землей по 'ларям' и водостокам, напоминающим римские мосты-акведуки. И с шумом падала на окованные звенящей жестью зубастые пасти-ковши водяных колес, смазанных животным жиром и черным дегтем. В 1770 году на одном только якорном производстве Ижевского завода вращалось девять колес, а в середине XIX века - 55, с диаметром от 2 до 7 м. Ниже оружейного завода, у мельницы Боде, тянулось болото. По трясине шла гать, похожая на слоеный пирог. Пласты щебня чередовались с толстыми прутьями, уложенными поперек дороги-моста. Гать напоминала бревенчатую мостовую Невского проспекта петровского времени. Гать вздрагивала как студень или качалась как палуба корабля, если по ней двигалась повозка или шел человек. Так же было и в петровском Петербурге, в котором, по свидетельству современника, дворцы тряслись, когда мимо них проезжала коляска, хотя они 'выстроены из кирпича'. На кочках каркало воронье, из чащи ухали филины. В воздухе вились тучи комаров. По ночам болото вздрагивало, перемигивалось фосфорическими огнями. Что-то бормотало и громко вздыхало внизу - из могильной глубины выходил болотный газ. Гать была частью дороги на Казань и подходила к Казанским воротам Ижевского завода, подобно тому, как Невский проспект был частью дороги на Новгород и заканчивался у ворот Адмиралтейства. фото Весной и осенью случались наводнения. Жители спасали орущую скотину, плывущие дрова, скарб. Вода под полом стояла и летом. Крысы и кошки перебирались на чердак. В огородах шароварами ловили рыбу, на дворе квакали лягушки. Народ ездил по улицам на лодках. Их привязывали или затаскивали на крышу. 'Сырость здесь постоянная и повсеместная: и в воздухе, и в почве, и в домах, и на улицах', - рассказывал ижевский врач И. И. Андржеевский в изданной на берегах Невы диссертации о 'болотных болезнях'. 'Особенность самых низких частей, - продолжал доктор, - составляют и совсем брошенные дома с заколоченными дверями и окнами. В некоторых из них вымерли две, иногда даже три смены жильцов, и нет больше ни у кого охоты занимать их:'. В Петербурге такой была приморская часть Васильевского острова - гавань, где основатель оружейного завода Дерябин имел собственный винокуренный завод. Старожилы до сих пор называют это место Дерябинскими казармами. Было в Ижевске и несколько десятков деревянных чанов, именовавшихся 'бассейнами' или 'фонтанами'. В Петербурге подобные сооружения дали имя реке Фонтанке и улице Бассейной, на которой жил 'человек рассеянный'. В 'бассейны' или 'фонтаны' по деревянным желобам текли потоки из многочисленных родников. Трубы постоянно лопались и протекали. Телеги водовозов с наполненными до краев бочками застревали в гигантских лужах, в которых дети устраивали 'морские сражения' и 'кругосветные путешествия' на плотах, в корытах и ушатах. Когда-то в низинной части Ижевска насчитывалось около полусотни мостов и мостиков: 12 плотинных мостов, 4 из них - каменные или полукаменные (1 Сливной и 1 арочный Башенный или Угольный и 2 арочных моста, ведущих от плотины к боковым флигелям главного корпуса завода), деревянные мосты - Долгий мост, 2 Иорданных и около 30 деревянных мостиков через заречные каналы. Великолепной оградой с угловыми фонарями были украшены Сливной и Башенный мосты, повторяя мостовые ограды Петербурга, Павловска и Кронштадта: наподобие ограды столичного Львиного моста через Екатерининский канал. Ничего не сохранилось: Ввиду того, что ижевская 'пошва: по причине низинного ее положения не довольно тверда и суха', еще в начале ХIХ века намечалось вырубить вокруг лес на полверсты и 'провести по улицам каналы'. Дерябин и провел их: 'главные' - параллельно плотине и 'побочные' - параллельно реке. Они соответствовали петербургским каналам, планируемым еще при Петре I на болотистом Васильевском острове, где жил А. Ф. Дерябин и где был похоронен его сын Федор. В Ижевске каналы именовали канавами. По ним никто не плавал, кроме головастиков, гусей и уток, да принимали ванны свиньи и пьяные. За ненадобностью жители сливали туда навоз и помои. Во второй половине ХIХ века заросшие тиной и камышом каналы были засыпаны, а деревянные мостики сломаны. В 'лягушачий' район Ижевска, лежащий ниже Долгого моста, устремлялись зловонные потоки с фабрик и заводских уборных. Вода эта называлась 'мертвой', то есть нерабочей. Для того чтобы ижевские рабочие не пили из болота, петербургский капитан Стандершельт провел из дальних родников деревянный самотечный водопровод к бассейнам. Любопытно, что низинные места Ижевска, расположенные возле ассенизационных 'карантинов', дыр и труб канализационных коллекторов, подземных стоков поверхностных вод, насосных станций, шлюзовых зевов, а именно на Карлутке, Подборенке и у плотины, обладали для городской мифологии сказочной притягательностью. Именно эти места у символического входа в Преисподнюю, видимо, как архетипы, связаны с мифами о неких ижевских крокодилах, время от времени якобы сбегавших сюда, по свидетельству очевидцев и газет, из цирков и зверинцев. 'Крокодилья' тема родственна эсхатологическим мифам о водных чудовищах - злых и взыскательных, - урчащих в трубах и дырах коммунальных квартир и оставляющих там свою чешую. Кухонные раковины в старых питерских домах были соединены с выгребными ямами - помойными и ассенизационными. Через них в квартиры шел дизентерийный воздух, профильтрованный сквозь клоаку, прикрытую дощатыми домиками. В таком зловонном коллекторе у отравленного подземными миазмами героя Достоевского и возникла 'наполеоновская' мысль об убийстве бесполезной старухи-процентщицы. Здесь же Раскольников спрятал свой топор. Детское открытие петербургского мифа сделал К. И. Чуковский в сказках про Крокодила, Мойдодыра и ужасного Тараканища. Но о петербургской мифологии Ижевска речь пойдет в другой раз. (Продолжение следует)