Газета №19 (0667) / 6 мая 2004 г.
МЫШЕЙ БЕССМЕРТНАЯ ВОЗНЯ
Самым ярким событием 47-го музыкального фестиваля им. Чайковского стала премьера на удмуртской земле балета 'Щелкунчик' гениального Евгения Панфилова.
Наша справка Частный театр 'Балет Евгения Панфилова' на двенадцатом году существования получил статус государственного. Именно этому событию обязан своим происхождением балет 'Щелкунчик'. Коллектив балета - смешанный, в труппе есть люди 'с улицы' (боксеры, 'качки'), есть выпускники Пермского хореографического училища. Евгений Панфилов сделал около 60 балетов, его имя и творчество хорошо известно как в России, так и за рубежом. 13 июля 2002 года на 47-м году балетмейстер трагически погиб.
Зал Театра оперы и балета, оба балкона, все ложи были заполнены публикой, некоторые даже простояли весь спектакль. Помимо рядовых балетоманов в зале были замечены ижевский мэр Виктор Балакин, вице-мэр Сергей Протозанов, руководитель аппарата мэрии Анатолий Бельцев. Все с супругами. О качестве спектакля говорит и тот факт, что ни один из зрителей не ушел. Все ждали развязки. Конечно, трудно пришлось тем, кто привык к каноническому 'Щелкунчику', где порхают зефирные девочки в розовых пачках, а 'пушистые' снежинки из пастилы. Надо было ломать внутреннее недоверие к постановке Панфилова. Начинается спектакль стихотворным эпиграфом (Александр Володаев): о вечном дожде и снеге, который потерял белизну и стал черным, о героях, которые 'грустно-веселы', об уставших Щелкунчиках, что 'в броне мечты слепы, а в лучшем близоруки'. В этом своеобразном 'либретто', по сути, пересказан весь балет - с его 'рождественским гипнозом', 'адовым маскарадом', трагическим финалом - 'и остается после сказки мышей бессмертная возня'. Жаль, что эпиграф оказался смазан не вполне отчетливым чтением. В панфиловском 'Щелкунчике' нет традиционного 'воспитательного фактора', и заканчивается он не хеппи-эндом, а одиночеством преданного Щелкунчика. Но безупречная и даже фантастическая пластика танцоров (отдельное спасибо Сергею Райнику, Алексею Колбину и Алексею Расторгуеву), лаконичная и энергичная сценография, оригинальные, 'говорящие' костюмы - все это завораживает и не отпускает до конца. Отдельные сцены (Вальс черных снежинок и Розовый вальс, в традиционной версии - Вальс цветов) настолько хороши, что зал замирает. Хорошо знакомые по музыке Испанский, Китайский, Русский и Восточный танцы в абсолютно новой 'транскрипции' Панфилова, в его же фантастических костюмах приводят зрителя в восторг, зал долго аплодирует. О костюмах и сценографии стоит сказать отдельно. Трагедия Щелкунчика разворачивается внутри и на фоне плетеных проволочных конусов, они же - елки, паутина и мышеловки. В глубине сцены - неизменно банальная стойка бара, высокие стулья, которые грациозно укрощает панфиловский кордебалет. Из костюмов запомнились зонт-шляпа на голове Дроссельмейера, стая 'мышей', одетых в серые мундиры, брюки-галифе, черные очки; и статные леди из 'Балета толстых' в чем-то бело-розовом, кажущемся скользким, липким и бесформенным.