фотоТень Брестского мира 'Говорят, в Москве какого-то октября была всеобщая паника. Никто не знал, что происходит на фронте, никто не работал, никто никому не подчинялся. На вокзалах творилось что-то невероятное. Люди осаждали стоявшие на путях теплушки и вагоны электричек, во всех направлениях, лишь бы из города, ехали на машинах, мотоциклах, лошадях, велосипедах, шли пешком, толкая перед собой тачки с пожитками. Метро не работало. Магазины, банки, сберкассы были открыты: заходи, бери, если чего найдешь <...> На улицах не видно было ни военных патрулей, ни милиции, райкомы и райисполкомы не действовали, власти не было...' Такими словами Владимир Войнович начал 61-ю главу своего знаменитого романа о Чонкине. Благодаря многим рассекреченным архивным материалам и опубликованным воспоминаниям очевидцев теперь мы знаем, что нарисованная писателем Войновичем картина является если не точной, то очень близкой к действительности. Так, 15 октября были остановлены почти все заводы и началась эвакуация их из Москвы. Нарком путей сообщения Лазарь Каганович приказал закрыть метрополитен и в течение трех часов подготовить предложения по его уничтожению. В ночь на 16-е начался демонтаж эскалаторов метро, а наутро не работал уже весь общественный транспорт. Только за этот день и только по железной дороге город покинули по самым скромным подсчетам 150 тысяч человек. Из столицы были вывезены архивы и работники всех наркоматов, посольств и даже управлений Генерального штаба. Рассуждая о том, как удалось ликвидировать октябрьскую панику в Москве, многие историки вспоминают отказ И. В. Сталина уехать из столицы в Куйбышев. Спору нет, такое решение вождя сделало для успокоения москвичей гораздо больше, чем тонны плакатов и листовок. Однако большинство авторов публикаций на эту тему предпочитают скрывать от общественности следующий факт: в эти критические дни Сталин смирился с тем, что Москва находится в безнадежном положении, и предложил Берии прозондировать почву для заключения нового сепаратного мира с Германией. 'Пойдем на то, - сказал он, - чтобы отдать Прибалтику, Белоруссию и часть Украины, - на любые условия' (А. М. Самсонов. 'От трагедии поражений к великой победе', 1991). Однако Гитлер отказался от этого предложения, считая, что Москва вскоре будет захвачена (Г. Гудериан. 'Опыт войны с Россией', 1957).
Город-фронт 20 октября в столице было введено осадное положение. Это означало, что вся полнота власти в городе и пригородах передавалась в руки военного командования. Патрули и спецслужбы решительно пресекали вражескую пропаганду и распространение слухов. По официальным отчетам, только за один месяц действия осадного положения в Москве и области было привлечено к уголовной ответственности (читай - расстреляно на месте) 223 'агента-пропагандиста'. На следующий день по приказу командующего войсками Московского военного округа в ближайших окрестностях столицы и в самом городе было начато строительство огневых точек и баррикад. Во исполнение этого приказа Моссовет 25 октября принял постановление, согласно которому на строительство укреплений мобилизовалось все население города: мужчины - до 45 лет, женщины - до 40 лет. Распорядок дня был таков: подъем в 6 утра, отбой - в 23 часа. Построенные в пригороде укрепления перекрыли все въезды в Москву разнообразными сооружениями - дотами, дзотами, баррикадами, надолбами, 'ежами', проволочными заграждениями. Собственно городской оборонительный рубеж включал три полосы: по Окружной железной дороге, по Садовому кольцу и по Бульварному кольцу (линия трамвая 'А'). Надо сказать, что строительство укреплений на дальних подступах к Москве началось еще во второй половине августа. За три с половиной месяца работ силами 600 тысяч москвичей было вырыто 676 км противотанковых рвов и 16 500 км окопов, сооружено 27 600 огневых точек, установлено 32 260 км противотанковых 'ежей', устроено лесных завалов на площади 53 000 гектаров. Кроме того, западные подступы к Москве были прикрыты минными полями, а для защиты от высадки парашютистов почти все открытые участки местности загородили вкопанными в землю кольями.
Дранг нах Москау В ходе операции 'Тайфун' немцы затратили как никогда много сил на пропагандистское обеспечение операции: на фронте и в тылу были разбросаны миллионы листовок и брошюр с призывами прекратить бессмысленное сопротивление. Однако ведомство Геббельса не забывало и о моральной поддержке своих солдат. Массовым тиражом был издан 'Путеводитель по Москве', в котором имелся подробный план города, а его улицы были переименованы на немецкий лад. В середине октября Германия во всеуслышание объявила о скором параде своих войск на Красной площади. Всем известно, что парад на Красной площади состоялся, но не вермахта, а Красной Армии. Это было 7 ноября - за неделю до самой критической даты в истории обороны столицы. 15 ноября немцы начали новое мощное наступление на Москву по всему полукольцу нашей обороны. Впрочем, в эти дни здесь не существовало четкого понятия 'линия фронта'. Красноармейцы и ополченцы держали оборону, сдерживая немецкую пехоту. При этом прорвавшиеся в нескольких местах вражеские танки ринулись к Москве на Клинском, Наро-Фоминском и Волоколамском направлениях. Именно здесь, к востоку от Волоколамска, у разъезда Дубосеково 16 ноября 1941 года 140 наших солдат из дивизии генерала Панфилова, 'вооруженные' одними гранатами и бутылками с зажигательной смесью, в 6-часовом бою с 50-ю танками подбили шесть из них. Впоследствии в газетных очерках пропаганды ради число бойцов сократилось до 28-ми, а количество уничтоженных танков увеличилось в три раза. На третий день немецкого наступления, когда враг оказался всего в нескольких десятках километров от Москвы, Сталин лично составил текст директивы номер 0428, которая гласила: 'Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 60 км в глубину от переднего края'. Для этой цели было приказано немедленно бросить авиацию, артиллерию и диверсионные группы, снабженные бутылками с зажигательной смесью, гранатами и взрывчаткой. Можно по-разному относиться к данной директиве товарища Сталина: усматривать в ней геноцид в отношении собственного народа или сравнивать с трагедий 'Норд-Оста', когда для спасения большинства приходилось неминуемо жертвовать чьими-то жизнями. Но, помимо сжигания жилых домов, в которых располагались солдаты противника, наши диверсионные отряды нанесли врагу огромный урон. Так, бойцы истребительного полка УНКВД г. Москвы и Московской области уничтожили в ходе рейдов по вражеским тылам: 3760 немецких солдат и офицеров, 12 танков, 96 автомашин, 5 паровозов и 66 железнодорожных вагонов.
И генерал, и рядовой 30 ноября 1941 года немецкий солдат Вильгельм Эльман написал своей подруге письмо, но отправил его не почтой, а через своего комиссованного по ранению друга. В этом свидетельстве очевидца есть такие слова: 'Пишу это письмо в крестьянской хате, все мои товарищи спят, а я несу службу. На улице страшный холод, русская зима вступила в свои права. Немецкие солдаты очень плохо одеты, мы носим в этот ужасный мороз пилотки и все обмундирование у нас летнее. Каждый день приносит нам большие жертвы, а конца войны все не видно, и, наверное, не видать мне его. Я не знаю, что со мной будет завтра, я уже потерял все надежды возвратиться домой и остаться в живых. Я думаю, каждый немецкий солдат найдет себе здесь могилу. Эти снежные бури и необъятные поля, занесенные снегом, наводят на меня смертельный ужас. Русских победить невозможно...' Не только солдаты, но и генералы вермахта понимали тщетность приказов Гитлера во что бы то ни стало продолжать наступление на Москву. Вот что написал в своем дневнике командующий группы армий 'Центр' генерал-фельдмаршал Федор фон Бок 1 декабря 1941 года: 'Наступление представляется не имеющим ни цели, ни смысла, поскольку очень близко придвинулся тот момент, когда силы будут исчерпаны полностью <...> В ошеломляюще короткий срок русский снова поставил на ноги разгромленные дивизии, бросил на угрожаемые участки фронта новые - из Сибири, Ирана, с Кавказа - и стремится заменить свою потерянную артиллерию множеством ракетных орудий...'
Двадцать лет спустя Как известно, Москва не вошла в число первых городов, которым было присвоено звание 'город-герой'. В 1945 году его были удостоены Ленинград, Одесса, Севастополь и Сталинград, затем, в 1961-м, Звезду героя получил Киев, и лишь в канун празднования 20-летия Победы такой чести, наконец, удостоились Брестская крепость и Москва. Между тем задержку с награждением обоих городов едва ли можно объяснить недооценкой их вклада в Победу. Для генералиссимуса И. В. Сталина лишнее напоминание о периоде обороны Москвы было крайне неприятным, поскольку воскрешало в памяти вождя тот момент, когда он был готов заключить с немцами новый 'Брестский мир'. Кроме того, в первые послевоенные годы слишком много советских людей еще помнили совместный парад вермахта и Красной Армии, состоявшийся в ноябре 1939-го на улицах Бреста, по которым полтора года спустя прошла основная масса фашистских войск, нацеленных на Москву. Впрочем, оба этих факта нашей истории ничуть не умаляют подвига сотен тысяч почти безоружных красноармейцев, ополченцев и партизан. Им удалось сделать то, во что не верил сам товарищ Сталин, - остановить у стен Москвы полчища врага, который доселе не знал ни одного поражения.